Доариэ сидела бледная как полотно. Она с трудом поднялась и, поддерживаемая мужем под руку, пошла на дрожащих ногах. Они медленно поднимались вверх по откосу. Второй раз в жизни Поавила вел Доариэ под руку. Первый раз это было много лет назад. Но Доариэ помнила тот день хорошо. Тогда она, сопровождаемая свадебным шествием, пришла в дом мужа. Лицо ее было закрыто шелковой шалью с кисточками. В избе гости, собравшиеся на свадьбу, кричали: «Красавица-невеста! Красавица-невеста!», и только когда платок сняли с лица, Доариэ впервые увидела свой новый дом, свекровь…
«Хорошо, что дочь, — думал Поавила. — Доариэ будет помощница. Одной-то трудно управляться».
Дома никого не было. Наверно, ребята опять убежали в школу, смотреть, как отрядовцы занимаются военной подготовкой.
Доариэ раскрыла сверток. Сперва из тряпок раздалось попискивание, потом отчаянный крик.
— Жива! — обрадовался Поавила.
— Сходи к Паро. Может, она придет, — попросила Доариэ мужа.
Паро тотчас прибежала. Заохала, заахала.
— Каких только чудес не бывает… А-вой-вой, уж прямо на озере! Такого в нашей деревне еще не случалось. Поавила, иди затопи баню… А тряпки где у тебя? Лежи, лежи, я сама… Ну, иди-ка сюда… Ай какая малюсенькая, бедненькая… Мой-то не может уже… Только вспоминать осталось… Корову-то тебе не подоить, сил у тебя нет. Так я Иро пошлю…
Дома Паро сказала дочери:
— Коли замуж хочет дева, не сидит она без дела. Иди помоги Доариэ.
Иро пошла охотно.
— Какая малюсенькая! — засмеялась она, увидев ребенка.
— Ты только хорошо подои, — просила Доариэ.
Иро схватила подойник, стоявший на лавке около дверей, и побежала в хлев.
Хуоти, придя домой и узнав новость, ничего не сказал, не спросил. Хотя он давно знал, что мать должна родить, появление сестренки произвело на него какое-то странное впечатление. Микки тоже молчал.
Утром ребятам пришлось поехать на озеро, чтобы проверить сети, раз мать с отцом накануне не успели.
— Ты помнишь, где мы поставили их? — спросила мать Микки.
— Помню, Напротив березы с раздвоенным стволом…
Сам Поавила уже взял было скребок, чтобы пойти окорять бревна для избы, но передумал, положил скребок на место и пошел в хлев вынимать шкуру мерина из чана.
Ребята вернулись с хорошим уловом: ряпушки попало столько, что они вдвоем едва дотащили корзину с рыбой от берега до дому.
— Сети совсем белые были, — восторженно рассказывал Микки.
— Хватит и на зиму засолить, — сказала довольная мать. Она хотела сама почистить рыбу, но Хуоти не дал ей подняться с постели.
— Мы с Микки почистим.
А Доариэ все больше тревожилась за свою новорожденную девочку. Видимо, они все же простудили ее там, на озере.
Ночью она разбудила мужа.
— Совсем уже холодная. Умирает, бедняжка, — сквозь слезы сказала она.
Через несколько минут девочка покинула этот свет, на который ей суждено было появиться в такое несчастное время. Поавила и Доариэ не стали будить сыновей. Они сидели в темноте и молчали, размышляя каждый про себя о необъяснимом круговороте жизни.
Как только чуть рассвело, Поавила разыскал несколько обломков досок, чтобы сделать гробик. Это был первый гроб, который ему пришлось делать в своей жизни. Его мать проводили в последний путь, когда его не было дома. Гроб ей сделал Хуоти. И для Насто тоже…
А Хуоти с непонятным чувством копал могилу для сестренки, у которой не было даже имени, рядом с могилой Насто, как просила мать.
— На горе себе выносила я тебя, несчастную, — вопила в голос Доариэ на новом могильном холмике.
Но с кладбища возвращалась спокойная.
— Пожалуй, оно и к лучшему. Время-то какое… Все равно осталась бы некрещеной, — вздохнула она.
Дома Поавила сказал сыновьям:
— Надо нам побольше помогать матери.
За обедом, хлебая уху из свежей ряпушки, он опять заговорил о вступлении Хуоти в отряд:
— Руочи-то больше не придут. Я схожу к Теппане, поговорю с ним. Он понимает людские беды. На один паек все равно не проживем…
Доариэ была такая усталая и подавленная, что у нее не было сил возражать. Пусть идет!
Увидев Пульку-Поавилу, Теппана захихикал.
— Здорово же у вас получилось… Прямо в лодке…
Он не знал, что Поавила уже успел похоронить новорожденную.
— Умерла уж, бедненькая, — тихо сказал Поавила.
— Умерла? — удивилась Моариэ.
— Все… С этим делом надо кончать, — промолвил Поавила.
— Утерпишь ли? — засмеялся Теппана.
— Потешились и хватит.
Моариэ штопала носок мужа, делая вид, что не слышит разговора мужчин. Взглянув на нее, Пулька-Поавила вспомнил Степаниду. «Моариэ, конечно, не знает ничего о ней», — подумал он про себя.
— Как ты думаешь… что если наш Хуоти тоже вступит в отряд? — спросил Поавила.
— В чем же дело? Пусть вступает. Глядишь, в доме хоть харчей прибавится.
Теппана, конечно, догадался, почему Поавила просит принять сына в отряд.
— Может, и учительшу возьмем? У них тоже в доме хоть шаром покати. Кормильца-то нет… — предложил Поавила.
— Но… она же баба, — засомневался Теппана.
— Говорят, латваярвцы записали и баб.