Воды слонам!

Груди у нее маленькие и округлые, словно лимоны. Я накрываю их ладонями и глажу большими пальцами, чувствуя, как напрягаются под хлопчатым платьем соски. Плотно прижавшись к ее губам, я провожу руками по талии, по бедрам…

Когда она расстегивает мне брюки и берет в руку его, я отшатываюсь.

– Пожалуйста, – задыхаясь, еле выговариваю я дрожащим голосом. – Пожалуйста. Пусти меня в себя.

Непонятно как мы оказываемся в постели. Войдя наконец в нее, я кричу.

Когда все заканчивается, я сворачиваюсь рядом с ней калачиком, и мы молча лежим до наступления темноты. Лишь тогда она начинает сбивчиво говорить. Скользит пальцами по моим щиколоткам, играет кончиками пальцев, и вот уже слова льются из нее сплошным потоком. От меня не требуется отвечать, да она и не оставляет места для ответов, так что я просто обнимаю ее и глажу по голове. Она говорит, как больно, горько и страшно ей пришлось за последние четыре года; как она училась быть женой человека, до того жестокого и непредсказуемого, что от одного его прикосновения у нее по коже бежали мурашки; как вплоть до недавнего времени думала, что наконец освоилась; и как мое появление заставило ее признать, что ничему-то она не научилась.

Она умолкает, а я продолжаю ласкать ее волосы, плечи, руки, бедра. И тут приходит моя очередь говорить. Я рассказываю о детстве, об абрикосовых рогаликах, которые пекла мама. О том, как подростком начал ходить с отцом на обходы и как гордился, когда поступил в Корнелл. Рассказываю о Корнелле, о Кэтрин, о том, как думал, что люблю ее. О старом мистере Макферсоне, который сбил моих родителей на мосту, о том, как банк забрал за долги наш дом, и о том, как я сломался и сбежал с экзамена, когда у окружающих пропали лица.

Утром мы вновь занимаемся любовью. На этот раз она берет меня за руку и водит ею по своему телу. Поначалу я не понимаю, но когда она начинает вздрагивать и вздыматься под моими пальцами, до меня доходит, что она меня учит – и я чуть не кричу от радости.

А потом она лежит, устроившись поуютней, рядом со мной, и ее волосы щекочут мне лицо. Я слегка ее поглаживаю, запоминая ее тело. Хочу, чтобы она растаяла и впиталась в меня, как масло в тост. Хочу вобрать ее и прожить всю оставшуюся жизнь с нею под кожей.

Хочу.

Я лежу, не шевелясь, наслаждаясь ощущением близости ее тела. И боюсь лишний раз вдохнуть, чтобы не разрушить волшебство.

ГЛАВА 21

Вдруг Марлена начинает ворочаться. Потом садится на постели и хватает с прикроватного столика мои часы.

– О боже! – уронив часы, она свешивает ноги с кровати.

– Что такое? В чем дело?

– Уже полдень. Пора возвращаться.

Она стрелой мчится в ванную и запирает за собой дверь. Миг спустя слышится звук спускаемой воды. Она тут же выскакивает обратно и принимается спешно сгребать разбросанную по полу одежду.

– Марлена, постой! – говорю я, поднимаясь с постели.

– Не могу. Мне нужно выступать, – отвечает она, натягивая чулки.

Я подхожу к ней сзади и беру за плечи.

– Марлена… Пожалуйста.

Она замирает и медленно поворачивается ко мне, упираясь взглядом сперва в мою грудь, а потом в пол.

Я долго не отвожу от нее глаз, чувствуя, что не в силах вымолвить ни слова.

– Прошлой ночью ты сказала: «Ты нужен мне, Якоб». Я не слышал от тебя слова «люблю», так что могу говорить только за себя, – я сглатываю и моргаю, глядя на ее пробор. – Я люблю тебя, Марлена. Люблю всем сердцем и душой и хочу, чтобы мы были вместе.

Она продолжает смотреть в пол.

– Марлена!

Наконец она поднимает голову. В глазах у нее слезы.

– Я тебя тоже люблю, – шепчет она. – Кажется, влюбилась в тот самый миг, когда увидела. Но разве ты не понимаешь? Я замужем за Августом.

– Это дело поправимое.

– Но…

– Никаких «но». Я хочу, чтобы мы были вместе. Если ты тоже, то уж способ мы найдем.

Она долго молчит.

– Хочу, больше всего на свете, – раздается наконец ответ.

Я обхватываю обеими руками ее лицо и целую.

– Тогда нам придется уйти из цирка, – говорю я, вытирая ей большими пальцами слезы.

Всхлипнув, она кивает.

– Но не раньше Провиденса.

– А почему?

– Там нас будет ждать сын Верблюда. Заберет его домой.

– А разве Уолтер не сможет за ним присмотреть?

Я закрываю глаза и прислоняюсь к ней лбом.

– Все не так просто.

– А в чем дело?

– Вчера меня вызывал Дядюшка Эл. Заставлял убедить тебя вернуться к Августу. И даже угрожал.

– Само собой. Это же Дядюшка Эл.

– Да нет, он угрожал сбросить с поезда Уолтера и Верблюда.

– Ну, это все пустые разговоры. Не обращай внимания. Он в жизни никого не сбрасывал.

– Кто тебе такое сказал? Август? Дядюшка Эл?

Она ошарашено поднимает на меня глаза.

– Помнишь, в Давенпорте к нам нагрянуло железнодорожное начальство? – продолжаю я. – Так вот, той ночью в Передовом отряде недосчитались шести рабочих.

– Я думала, это просто кто-то хотел вставить палки в колеса Дядюшке Элу.

– Нет, они приходили потому, что с нашего поезда сбросили с полдюжины человек. Среди которых должен был быть и Верблюд.

Потаращившись на меня еще немного, она прячет лицо в ладони.

– Боже мой. Боже мой. Ну я и дура.