Военная держава Чингисхана

Другим важным направлением реформы было создание письменного закона, действительного для всего государства, ставшего его правовой основой вместо хаоса родоплеменной традиции. Таковым стала «Великая Яса»[82], которую Чингисхан ввел на великом курултае 1206 г., точнее ее первую редакцию [71, с. 7], состоявшую пока только, из сборника законов («Ясы») и приказов каана. Вопреки мнению В. А. Рязановского, специально исследовавшего вопрос, «Яса» представляла собой не просто кодификацию обычного права монголов [162, с. 10], а новую правовую систему, призванную «создать новые нормы права в соответствии с нуждами новой Империи, для постройки которой прежнее родовое государство было лишь исходным пунктом» [71, с. 33]. Окончательное соединение в «Великую Ясу» собственно «Ясы» и подборки приказов, назиданий и поучений Чингисхана (т. е. билики) произошло скорее всего после его смерти, уже при Угэдэе.

Сторонники радикального подхода к вопросу государственности монголов при Чингисхане, отрицающие факт построения им полноценного государства, стараются преуменьшить роль «Великой Ясы» в жизни монгольского общества. В основном это сводится к утверждениям, что «Великая Яса» не более чем иное название обычного права, которое в разных ситуациях в «Сокровенном сказании» называют то «ясак

», то «йосун», то «торе

» [169, с. 44], а также высказывают мнение, что «Великая Яса» как кодифицированный документ была создана позднее и функционировала только в мусульманских государствах, выделившихся после распада монгольской империи [там же]. Последнее аргументируется тем, что в Китае «Великая Яса» была неизвестна. Но это заблуждение — помимо прямых упоминаний (правда весьма редких) в китайских документах квадратного письма и в «Да Юань тун-чжи»[83] [71, с. 6, 36], есть еще цитирование положений «Великой Ясы» в ЮШ под названием «Да фа лин»[84]

, букв. «Великие законы и распоряжения», калька с монгольского названия «Эке ясак билик»^{13}.

Сообщение ЮШ об оповещении Угэдэем монгольского народа на курултае 1234 г. о новой редакции «Великих законов и распоряжений» в части военных законов перекликается с сообщением Рашид ад-Дина о других законодательных распоряжениях на этом курултае [39, с. 36]. При этом видна своеобразная рокировка: указы о почтовом яме и копчуре, принятые по сведениям РД на курултае 1234 г., записаны в ЮШ как решения курултая 1229 г., на котором «была обнародована Великая Яса[85]

» [55; цз. 2, с. 10], т. е. тогда же, когда по сведениям РД Угэдэй подтвердил «Великую Ясу» (т. е. «Да фа лин» по ЮШ) в части биликов Чингисхана. Вот как об этом пишет Рашид ад-Дин: «Когда каан утвердился на престоле государства[86], он сперва издал [такой] закон: «Все приказы, которые до этого издал Чингиз-хан, остаются по-прежнему действительными» [39, с. 20]. В то же время среди решений курултая 1234 г. ЮШ отмечает усиление положений «Великой Ясы», касающихся ответственности за воинские преступления, а РД сообщает про курултай 1229 г. в частности то, что на основе «Великой Ясы» были наказаны недовольные в войсках: «всех недовольных… заставил замолчать… упомянутой Ясой» [39, с. 20]. Налицо перестановка фрагментов из общего для Рашид ад-Дина и сводчиков ЮШ первоисточника, которые РД и сводчики ЮШ разнесли на разные курултаи— 1229 и 1234 гг. Тут, правда, не ясно, во время каких курултаев что именно принимали, но скорее всего основные решения — подтверждение «Великой Ясы», утверждение налогов и ямской службы — были приняты в 1229 г., как первоочередные дела вновь избранного каана. А вот военные положения Ясы могли быть отредактированы в 1234 г., т. е. тогда, когда шли споры о способах реализации планов больших походов на Запад и в Китай, закончившиеся только в 1235 г.[87], и когда развернулась подготовка войск для них, включавшая совершенствование военного законодательства.

Из всех этих фактов можно сделать тот вывод, что если в мусульманских частях монгольской империи «Великую Ясу» взяли за основу для дальнейшего приспособления к своим реалиям, то в юаньском Китае она была довольно быстро подменена (или трансформировалась почти до неузнаваемости) привычными для основной массы окитаившейся бюрократии формами правовых регуляторов и растворилась в законодательстве, мало отличающемся от традиционного китайского, так что только по отдельным рудиментам мы можем предположительно реконструировать ее первоначальные положения.