Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942

1. Бывший красноармеец 1886-го полка народного ополчения 2-й дивизии Кузнецов, который, попав в окружение под Вязьмой в октябре, направился в Калинин, в то время оккупирован немцами. 5 декабря тайной полицией Кузнецов был завербован для провокаторской деятельности и получил задание выявлять коммунистов, комсомольцев и советский актив.

2. Бывший командир 343-го автобата 20-й армии Федоров, будучи в окружении, поселившись в городе, устроился на работу инженером эксплуатации автотранспорта городской управы и впоследствии был завербован гестапо для выявления коммунистов. Федоров выдал немцам коммуниста Аваева.

3. Бывший красноармеец 1-го полка народного ополчения 17-й сд Маслов, член ВЛКСМ, дезертировал из части, прибыл на жительство в г. Калинин и был завербован гестапо для выявления коммунистов, комсомольцев и советских активистов[1223]

.

Вся работа в освобожденных районах велась с учетом данных агентуры, побывавшей на оккупированной территории. При ее помощи были выявлены изменники и предатели, содействовавшие немцам, а именно: в г. Лоховица на должность нач. полиции назначен бухгалтер горсовета Шпак, а комендантом города стал бывший врач Геталло; в с. Верхнее Будаково Полтавской области на должность старосты назначен бывший председатель сельсовета Корниенко; в с. Василец – бывший председатель колхоза Никитенко, член ВКП (б); в Путивле Сумской области преподаватель немецкого языка Белоусов предал противнику известных ему советских патриотов и был назначен пом. коменданта города; в Гомеле пом. коменданта вокзала работал некий Розвонович, с приходом немцев назначен нач. железной дороги Гомель – Кричево; в Конотопе старостой являлся Рагинский, бывший сотрудник городской милиции, нач. полиции работал бывший сотрудник райотдела НКВД Шамрот; в Курске И.Е. Просолупова с приходом немцев установила связь со штабом и офицерами и выдала коммунистов В. Иванова и В. Рачко, которые 4 ноября были расстреляны.

При ведении оперативной работы контрразведчики должны были также четко определить вину всех, кто по каким-то причинам оказался в рядах добровольных помощников в частях вермахта – «хиви». В марте 1942 г. в немецких частях числилось 200 тыс., а к июлю 1943 г. их число достигло 600 тыс. Особенно много их было в тех частях, которые прошли по Украине и казачьим областям. Зачисленные в состав немецких формирований военнопленные вносились в списки, содержавшие фамилии, дату рождения, последнее место жительства и личные приметы. Каждый из них получал полный пакет немецкого солдата, а после двухмесячного испытания и официального зачисления в качестве «добровольца вспомогательной службы» – денежное содержание и дополнительное довольствие. Если в отношении полицейских, карателей и настоящих добровольных служителей нового порядка было ясно, что они враги, то эти люди служили на обывательском уровне, и, безусловно, по мнению советской власти, были причастны к сотрудничеству с новым режимом: кто-то из них пилил дрова, мыл полы, стирал белье, готовил еду, ухаживал за лошадьми, печатал на машинке и делал обыкновенную работу для того, чтобы не умереть с голоду, получая крохи за свой труд. Они тоже были объявлены потенциальными преступниками, и неважно, в какой форме это пособничество проявилось – теперь уже сам факт нахождения на оккупированной территории понимался как прелюдия к преступлению или в лучшем случае как неблаговидный факт в биографии.

Среди подвергнутых аресту оказались лица, которые, согласившись по принуждению сотрудничать с оккупационными властями, в то же время, как выяснилось в ходе дальнейшего расследования, скрытно оказывали помощь партизанам: обеспечивали их продуктами питания, снабжали сведениями о дислокации войск противника и готовящихся карательных операциях. Некоторым из них вменялись в вину действия, которые в силу своей незначительности не могли служить основанием для привлечения к уголовной ответственности. Иногда не принималось во внимание и то, что близкие родственники арестованных находились в действующей армии[1224].