– Это невозможно! – воскликнул генерал авиации Альфред Келлер, на которого возлагалась обязанность вести наступление на Ленинград. – Ведь у нас с русскими договор!
– Не забивай себе голову политикой! – сказал Геринг. – Оставь это фюреру.
Сам Геринг несколько раз пытался отговорить Гитлера от этой идеи, но безуспешно. Война на несколько фронтов, которая начиналась операцией «Барбаросса», была как раз тем, с чем люфтваффе, говоря словами ее генерал-квартирмейстера генерала фон Зайделя, могло не справиться. Какие бы триумфы ни ожидали немцев в их марше на Восток, начиная с 22 июня 1941 года их военная машина была обречена.
Стрелка альтиметра «Не-111» поколебалась, затем продолжила свое восхождение. Пока машина поднималась с высоты 5000 до 5700 метров, экипаж надел кислородные маски. Но летчик все равно продолжать тянуть на себя штурвал. Ему было приказано пересечь границу на максимальной высоте. Границу Советской России.
Скоро стрелки на его часах показали 3.00, а дата была воскресенье, 22 июня 1941 года. Там внизу земля казалась погруженной в дремоту. Но недолго ей оставалось быть такой. Через пятнадцать минут она пробудится от мощного грохота орудий, что будет означать одно: Германия и Россия находятся в состоянии войны. Ровно в 3.15, ни секундой раньше. Вот почему бомбардировщики, будучи уже в пути к своим целям, летели на максимальной высоте над редко заселенным районом болот и лесов. Не должно возникнуть никакого подозрения о неминуемом начале военных действий.
Для этой трудной миссии было отобрано двадцать – тридцать экипажей из KG 2, 3 и 53. Все летчики были опытными, имевшими за плечами много часов полетов «вслепую». Долетев до цели незамеченными ровно в 3.15, они должны были нанести молниеносный удар по базам истребителей позади русского центрального фронта – по три бомбардировщика на каждый аэродром.
При подлете к цели было все еще темно, а новый день только зарождался на востоке. Но они ринулись вниз и, прогрохотав над аэродромами, разбросали сотни небольших осколочных бомб между мирно выстроившимися истребителями и палатками персонала.
Понятно, что таким методом противника не нокаутируешь. Задачей было посеять замешательство и воспрепятствовать взлетам самолетов противника на период между началом общего наступления армии и самым ранним моментом, когда люфтваффе сможет ударить всей мощью.
Время начала наступления было предметом длительных и горячих споров между Генеральными штабами трех родов войск. Армия хотела начать вторжение с рассветом, чтобы достичь максимальной тактической неожиданности, но в то же время хотела, чтобы советской авиации не дали вмешаться в боевые действия. Это было достижимо лишь в случае, если вражеские самолеты будут уничтожены на земле. Со всех точек зрения внезапность была доминирующим фактором.
Фельдмаршал Кессельринг, главнокомандующий 2-м воздушным флотом, базировавшимся в центральном секторе Восточного фронта, видел проблему следующим образом:
«Для формирования и атаки всей мощью мои Geschwader нуждаются в дневном свете. Если армия настаивает на марше в темноте, нам потребуется целый час, чтобы долететь до вражеских аэродромов, а к тому времени птицы уже проснутся».
На это фельдмаршал Фёдор фон Бок, главнокомандующий группой армий «Центр», возражал таким образом: «Враг поднимется по тревоге, как только услышит, как ваши самолеты пересекают границу. С этого момента всякий элемент неожиданности будет утрачен».
Год назад, начиная кампанию на Западе, армии пришлось подчиниться запросам люфтваффе. Планерная операция против Эбен-Эмаель на канале Альберта была реализуема лишь с первыми лучами солнца, и наземным войскам пришлось дожидаться. Но сейчас на карту было поставлено слишком многое. На этот раз люфтваффе пришлось приспосабливаться самому. Командир II авиакорпуса генерал Бруно Лерцер выдвинул компромиссное предложение: выслать вперед лишь несколько отобранных экипажей, которые полетят на максимальной высоте и, долетев незамеченными, будут готовы атаковать в час «ноль»: в 3.15.
И неожиданность была достигнута полностью. По пятам за небольшими передовыми отрядами с рассветом крупные соединения пересекли границу. Не было видно ни одного вражеского истребителя. Советская авиация, численно в два раза превосходившая германскую, оставалась на земле парализованная.
Из советских материалов известно, что в 1.3 °Cталин попытался предупредить свое военное руководство и командиров Красной армии на Западном фронте, что германское нападение неизбежно. Приказ из Москвы гласил: «Перед рассветом 22 июня все самолеты должны быть рассредоточены на своих аэродромах и тщательно замаскированы. Все боевые части привести в состояние максимальной боеготовности…»
Но директива Сталина задержалась, странствуя по каналам связи, и события опередили ее получение. Для большинства русских летных полков германский удар был подобен грому среди ясного неба.