— Кирилл Владимирович, как вы думаете, кто мог убить Шелихова? — спросил Верещагин, когда Курьянов, сделав очередную ходку в сенцы, принес оттуда чайник, два стакана, сахар, поставил на стол обернутую в старенькое вафельное полотенце кружку с заваркой.
Летнаб развел руками:
— Убей бог — не знаю…
— Но, может, хоть предположение какое есть? Ведь не могли же просто так, забавы ради, подстеречь человека, а потом добить его выстрелом в затылок.
— Не могли, — согласился Курьянов, — однако сказать вам что-либо толковое не могу. Я уж и сам перебрал в уме всех кого можно, но… — развел он руками, — никого не могу хоть чем-то выделить. И в то же время… — Он замолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить об этом, пожал плечами, потом сказал, будто убеждая себя в чем-то: — Да нет.
— И все-таки?
— Понимаете, — отставив кружку, сказал Курьянов, — не для всех удобным человеком был Артем.
— Это как? — не понял Верещагин.
— Да как бы вам объяснить… По мнению некоторых, он «слишком правильный и принципиальный», чтобы устраивать всех и каждого.
Верещагин невольно отметил, что Курьянов говорит об убитом в настоящем времени, — значит, не смирился еще со смертью Шелихова.
— Ну а конкретно, в чем это выражалось?
— В чем, спрашиваете? Да вот хотя бы это. — Курьянов достал из стола потрепанную газету.
«Комсомольская правда», — отметил Верещагин, пока летнаб переворачивал газетный лист.
— Почитайте-ка, — ткнул он пальцем в верхний правый угол на развороте.
«Бульдозером по жемчужине», — прочел Верещагин заголовок, под которым черными буквами было набрано: «Уникальной драгоценностью Сибири называют кедр. Но сколько его гибнет на ударных стройках из-за бесхозяйственности и равнодушия»: Статью писал какой-то Е. Черных.
Верещагин пробежал глазами два газетных столбца, невольно остановился на фразе:
«Ведомственность — главный бич сибирской тайги. Еще многих, видно, убаюкивает фраза, что мы — хозяева самых больших на планете лесных богатств. Но потребности народного хозяйства страны в древесине уже не обеспечиваются. И в такой ситуации пускать пихтачи, ельники под нож бульдозера — преступление».
Дочитав до конца, Верещагин положил на стол газету, вопросительно посмотрел на Курьянова.
— Злободневно, но при чем здесь Шелихов? — спросил он.
Летнаб кивнул утвердительно.
— Значит, согласны, что вопрос этот — не мелочевка?
— О чем разговор…
— Так вот, не знаю я, что именно дало первоначальный толчок этому самому Е. Черных для статьи, во дело в том, что еще в прошлом году Артем писал в «Комсомолку» о подобных фактах.
— Н-не понимаю, — честно признался Верещагин. — От вас до Сибири — два лаптя по карте, при чем здесь Шелихов?
— Сейчас объясню, — устало сказал Курьянов, глотнув вяжущего своей горечью чая. — В прошлом году это было, к осени ближе. В Сибири пожары пошли, тамошние авиабазы не справлялись, вот и подбросили им парашютистов из других областей. В том числе и команду Шелихова. Что-то с полмесяца они там пробыли. Вернулись — не узнаю ребят. Злые как черти! А Венька Стариков, так тот вообще прямо с заявлением ко мне приперся. А в нем, не поверите, черным по белому написано: «Требую освободить меня от работы, так как больше такой бардак терпеть не намерен». И на целую страницу приколота объяснительная, которая, начинается словами: «Копия в Совмин СССР». Ни больше ни меньше.
Он улыбнулся, вспоминая, видно, Венькину объяснительную записку, покрутил головой.
— Вы знаете, я бы до этого не додумался. И не потому, что меньше этих ребят за лес болею, нет. Просто в них гражданственности больше. А мы уж к некоторым вещам притерлись как-то…
— А что в записке-то было? — заинтересовался Верещагин.
— В записке? Да примерно то же самое, что и в газете, только в переводе на Венькин стиль. Ну, я заявление в стол положил, вызываю Артема. В чем, мол, дело? А тот спокойно так и отвечает: «Венька, конечно, дурак, что из-за каких-то долбаков уходить собрался, да и не отпущу я его. А вот все то, что он изложил, в сути своей верно». Потом помолчал, вот здесь он как раз сидел, и добавляет этак нехотя: «А вообще-то, Кирилл, я нечто подобное в «Комсомолку» отправил».
В сенях хлопнула дверь, и в диспетчерской появился хмурый парень. Он помялся на пороге, откашлялся.
— Владимирыч, — наконец сказал он, — может, мы домой пока смотаемся? Все равно ведь вертушку только после обеда дадут.
— Шуруйте, — разрешил летнаб и, когда парень вышел, сказал: — Это десантники наши, мы их на пожары вертолетами доставляем. В общем-то, случайный народ, сезонники. А вот парашютисты — это наши кадры. Правда, до Артема команда была так себе, ну а когда он стал инструктором, то, верите — нет, шелуха как-то сама собой отсеялась, и остались надежные ребята.