Военные рассказы

— Мое почтеньице! Ну, что вы скажете? Наступает вражина, вовсю прет, паразит! Что делать, что делать?! Я ведь нестроевой, белобилетник, жена у меня тоже болезненная, можно сказать, психичка, слышать не может того, что передается по радио. Не пора ли мне в глубь страны? Как вы думаете?

И он эвакуировался, одним из первых выехал из района. На самых лучших лошадях, принадлежавших кооперации. Но далеко Ковшун не уехал. Обосновался в селе у знакомого, дождался вступления немцев н город и на другой же день воротился. Да только не в собственную квартиру, а сразу же занял особнячок, где размещался райпарткабинет. И в тот же день явился в немецкую комендатуру. Одни говорили, будто он сам туда явился, другие утверждали, что его немцы разыскали и в легковой машине в комендатуру привезли, но как бы там ни было, а только вышел Ковшун из комендатуры бургомистром.

Трудно было бы найти фашистам еще такого бургомистра во всем районе, каким оказался Ковшун. Он будто специально был создан для такой должности.

В то время не нужно было строить, Ковшун за время своего хозяйничанья ничего и не построил. Тогда надо было как можно больше разрушать. И Ковшун в этом деле превзошел самого себя.

В ту пору не надо было беспокоиться о благосостоянии населения. Ковшун и не беспокоился. Фашисты ставили задачу как можно больше народа уничтожить, и Ковшун это делал тщательно и умело. Не будучи солдатом, не перерезав горла ни одному петуху, он обескровил весь район, уничтожил тысячи людей, угнал сотни парней и девчат на каторгу в Германию.

О, как я жаждал сейчас хоть бы разок повстречать Ковшуна! Сколько засад мы на него устраивали, но он был хитер, как сам сатана. Никуда не выезжал из города, в дом к себе никого не допускал, без охраны не ходил даже до ветра. Однажды нам все-таки удалось подсунуть ему под стол в райуправе магнитную мину замедленного действия, но и это оказалось впустую. Мина взорвалась как раз в тот момент, когда Ковшун зачем-то вышел из кабинета. После этого он стал до того осторожным, что сумел сберечь свою шкуру и увезти ее как трофей самому Гитлеру в Германию. Поэтому неудивительно: в какой уголок городка мы ни совались, всюду видны были дела рук Ковшуна, всюду его проклинали, всюду его ненавидели.

Когда мы вернулись в райком, солнце уже клонилось к западу. Кривоглазый Трофимыч большими ржавыми гвоздями прибивал к двери лоскут серой бумаги, на котором собственноручно полупрописными, полупечатными буквами вывел: «Райком КП (б) У».

Одна из комнат была уже приспособлена под кабинет секретаря райкома. В ней приятно пахло свежевымытыми полами, со всего дома сюда были снесены уцелевшие и наскоро отремонтированные тем же Трофимычем стулья, длинный тяжелый стол был покрыт неизвестно где раздобытой красной скатертью, а в углу стояло знамя нашего партизанского отряда. В кабинете— тихо, прохладно, ведь в окнах ни единого стекла…

Мы с Овчаренко переглянулись и уселись за столом, как в старые добрые времена.

Не успели обмолвиться словом, как под окнами райкома заурчал мотор, зафыркала и остановилась машина. Выглянув в окно, я увидел, что из кургузой зеленой машины-жучка вылезают военные. Трое из них широким, размашистым шагом направились к крыльцу райкома, четвертый, видимо шофер, остался возле машины. Спустя минуту они в сопровождении Трофимыча вошли в кабинет.

Впереди шел молодой, высокого роста подполковник. Голубые петлицы, голубые погоны, голубой околыш фуражки, голубые, как незабудки, глаза — он был настолько красив, что невозможно было оторвать от него взгляд. Лихо козырнув, авиатор громко поздоровался, назвал свою фамилию.

— Перебазировались на ваш аэродром. Так что просим любить и жаловать.

— Очень рады, очень рады, — бормотал я, с силой встряхивая руку красавца подполковника. Я действительно до глубины души был взволнован и тем, что к нам прибыл этот высокий красивый офицер-летчик, а также и тем, что мы не ошиблись в своем предположении и виденные недавно самолеты приземлились на нашем аэродроме. Я был безмерно счастлив: ведь на нашем аэродроме снова обосновались советские самолеты. К волненью и радости прибавилось и приятное ощущение гордости, что именно здесь, у нас в городке, расположилась авиационная часть, а это также свидетельствовало о том, что наш райцентр что-нибудь да значил.

Поздоровавшись с Овчаренко, подполковник представил своего начштаба — солидного одутловатого майора.

Позади них стоял молоденький старший лейтенант с вздернутым носиком и быстрыми глазами. Он взволнованно и загадочно улыбался — поднял руку к козырьку фуражки да, видимо, так и забыл ее опустить. Что-то знакомое, до боли знакомое почудилось мне в облике этого лейтенанта. Я взглянул на него мельком, внимание мое было сосредоточено на подполковнике и майоре. Как-то загадочно и торжественно улыбнувшись, подполковник широким жестом твердой руки, с неким шутливым полупоклоном, указывая на молодого офицера, сказал:

— Ну, а этого молодого человека, я думаю, можно и не представлять. Наверное, и так узнаете?..