Во время траурной церемонии и троекратного салюта, впервые и как-то неожиданно почувствовал неумолимую логику и власть войны над жизнью и смертью сотен и тысяч людей. Гробов не было, дно могилы застелили кусками брезента и на него укладывали погибших в в длинные ряды. Их на скорую руку привели в относительный порядок. Лица погибших в этом бою были одинаково холодными и неподвижными.
Честно говоря, с таким количеством убитых я, кадровый военный, столкнулся впервые. Зацепив мимолетно взглядом фрагмент ночного звездного неба, я думал, что это наверное потому, что до этого переноса ни разу не был на войне. Вся моя служба проходила сначала в училище, затем в учебных полках, потом академии и вот теперь пришлось вступить в войну на тот момент с необстрелянными, не знавшими самых элементарных навыков военного дела людьми.
Наступила ночь, и вместе с ней пришла прохлада. Путейцы и красноармейцы из отступившей от Борисова железнодорожной бригады торопливо чинили развороченное в нескольких местах полотно, а после полуночи притащился откуда-то паровозик с десятком платформ, на которые погрузили раненых и пленных, и он ушел в направлении Витебска.
Поскольку угроза захвата нашей «экспериментальной» техники была устранена на какое-то время, мое командование и железнодорожное начальство расслабило булки и подвижный состав для нас вдруг укатил в неизвестном направлении. Поэтому выставив вокруг усиленные посты, приказал личному составу отдыхать, предварительно тщательно укрыв и замаскировав всю наличную технику.
Сам я забылся лишь на час перед самым рассветом. Слишком был возбужден последним боем и остальными событиями последних суток. Немцев понащелкали немало, я понимал, что это не только моя заслуга, а сочетание удачных обстоятельств, но все же меня грела мысль о собственном значении в успешном исходе боя с немецким десантом. Плюс к этому мы получили крайне важные сведения об интересе противника к нашей новой технике.
Проснувшись затемно, я ждал утро, которое должно было принести что-то новое, это я знал точно.
Так оно и произошло. Все, кроме караульных спали, когда подали громыхающие на стыках теплушки и платформы. Утро не задалось. Было пасмурно и дождливо. Дул порывистый северо-восточный ветер. Хотя это было нам на руку — грузиться будем без налетов вражеской авиации, да и «рамам» сейчас не место в небе.
Дальнейшие события вообще сплелись для меня в один суматошный клубок: наше «экспериментальное» подразделение в спешке собиралось, со всеми вытекающими, и выдвигалось на погрузку в эшелон.
Личный состав бегал как угорелый, лихорадочно загружая различное имущество. Командиры сажали свои голоса, пытаясь управлять этим хаосом. Потом нас направили на склады и мы грузили продукты и какое-то имущество, которое интенданты слезно просили вывести, боеприпасы, после опять грузили, но уже снаряжение и почему-то упряжь для лошадей…
Без всякого паровозного гудка наконец наш эшелон тронулся, загремели стрелки, колёса начали отстукивать первые километры…
Окинув взглядом теплушку, присел на притащенную кем-то скамью на чугунных ножках. Многие мои боевые товарищи, под дождик и мерный стук колёс, спали. М-да… Картина была настолько мирная, что меня потянуло на философию. Это же надо было так устроится? Взять и так попасть, а⁈
В какой-то момент сидеть мне надоело, я встал и подошел к немного приоткрытой вагонной двери.
И сразу, несмотря на дождик, почти теплый, точно приятный набегающий поток взъерошил мои волосы.
Поезд въехал в полосу такого густого тумана, что практически ничего не было видно. Сверху только угадывалось хмурая серая туча, закрывшая собой все небо, да напротив еле-еле виднелся тёмный даже на фоне неба лесной массив. С головы эшелона, тянет паровозным дымом. Скорость упала до пешеходной, а это не дело. Хрен знает когда мы доберемся через Витебск до Смоленска. До вечера ещё далеко, и нужно принимать какое-то решение, но данных для его принятия было маловато. Как говорил когда-то один из моих отцов-командиров: «Принял решение — расхлёбывай!»
Эшелон тем временем размеренно стучал всеми своими колесами по рельсам. До самого Витебска тут ерунда, даже с такой скоростью, с какой движется сейчас наш эшелон.
Сейчас мы проезжали сквозь густой лес, который вплотную подступал к рельсам. Многие ветви были обломаны проходившими тут ранее вагонами.
Неожиданно моему взгляду открылась какая-то, даже не станция, и не разъезд, а крепкий небольшой домик из красного кирпича на переезде. Рядом с ним был ничем не огороженный, ухоженный огород.
Этот небольшой переезд, затерянный среди болот и лесов, мог в любой момент превратиться в груду развалин. Так как вполне мог оказаться в полосе очередного прорыва немцев. А никаких приготовлений к обороне не было заметно.
Состав постепенно снижал скорость, — мы двигались всё медленнее и медленнее, пока паровоз не прекратил свое движение окончательно. Лязгнули вагоны, эшелон встал.
Остановка получилась неожиданной с одной стороны и какой-то будничной, что ли, с другой.