Военврач (СИ)

Потери психиатрической службы во 2-й Чеченской войне пополнились. На этом вертолёте погиб Паша Романов - психоневролог Борзойского полка, который так и не долетел к новому месту службы. Там же была сестра-хозяйка терапевтического отделения госпиталя, улетевшая на выходные домой в Моздок. Смерть не спрашивает, когда ей приходить. Понимаешь, что по какой-то случайности ты не оказался среди пассажиров. Никогда не знаешь, где эта случайность может тебя настигнуть. Так и ребята, которые отдали свои жизни за неизвестную победу в этой войне, не знали, что так рано уйдут из жизни.

Август - тяжёлый месяц для страны. Почти все крупные теракты совершаются в этот период. Спустя ровно год у нас в квартире остановился Василий Васильевич - хирург, прибывший на усиление в Моздокский госпиталь из Санкт-Петербурга, бывший командир операционно-перевязочного взвода.

- Слав, можно вещи к тебе в квартиру закинуть?

Всегда с улыбкой на лице, он производил впечатление энергичного и неунывающего парня.

- Без проблем!

- Ты для чего прилетел-то из Питера? В Чечне три года пробыл и вновь в наши степи.

- Да на кафедре у всех потенциальных офицеров отговорки какие-то были, а я сказал, что летом над диссертацией работать буду. Вот меня и послали - набирать материал.

Два дня Василий решал какие-то служебно-бытовые вопросы. То боевые отсудить, то выплаты какие-то, о которых во время перевода на Большую землю забыли в своё время. За своими вещами он пришёл, когда лопасти санитарного борта разносили воздух с пылью. Забежал на кухню в кроссовках, запыхавшийся, но довольный.

- Ну, что, всё решил-то?

- Нет, не успел, полночи оперировал. В марте приеду ещё раз в командировку. Вот вам две бутылки "Золотой улей" (кабардинская водка), выпьем вместе... как-нибудь...

На следующий день мы узнали, что госпиталь в Моздоке был взорван террористом-смертником, промчавшимся на КАМАЗе, начинённом тротилом, сквозь ворота КПП. Это была суббота, и ребята - врачи усиления из Питера - после кропотливой работы пили пиво в придорожном кафе. Василий поднялся из-за столика: "Я мигом! Больная чеченка из отделения, позвонила на трубку, надо перевязку срочно сделать... буду через тридцать минут... закажите мне пока бокал Балтики шестёрки...".

Не думаю, что кто-то остался равнодушным к трагедии. Персонал собирался в группы, обсуждал подробности, всех интересовал вопрос, как раненые, сколько пострадало. В реанимации не хватало мест в палатах и аппаратуры. Больные и раненые лежали в коридорах. Все врачи хирургического профиля заступили в усиление в операционные. Помогали, кто чем и как мог. Трезвонили телефоны из округа, требовавшие самой "оперативной" информации, приезжали представители командования, на которых мало кто обращал внимания.

А утром повторился "день сурка": построения, пятиминутки, операции, поступления, эвакуация. Поступил приказ: "Всех пострадавших немедленно отправить в Ростов авиатранспортом!". Их не спрашивали о том, как они после вчерашнего падения будут переносить вертолётные пируэты, да и зачем, главное - отчитаться перед телезрителями и перед своей совестью о том, что проявили максимальную заботу о своих согражданах, выплатив денежную компенсацию погибшим и раненым. Деньги розданы, что ещё?!

Наши проверяющие не стали нас досаждать вниманием, возвратившись в центр, и выставили хорошие оценки. За что? За то, что есть ребята, которые не жалея своего здоровья оперируют ночи напролет, спасают чьи-то пневмонии и гастриты, неврастении и отиты, принимают роды, и выезжают на передовой край, и при этом не забывают о том, что они носят и военный мундир, и белый халат. И когда возникнет необходимость, они сменят скальпель на АК, стерильный комплект хирургического белья на двадцатикилограммовую "Кирасу"...

Работа Ханкалинского госпиталя далека от принятого на гражданке стереотипа. Остаётся гордиться тем, что он был единственным и уникальным в своём роде на фронтовой линии. Хотя фронт - это условность данной войны. Как написал неизвестный бомбер на стенах Грозного: "Мины могут быть везде, даже в воде. Граждане, будьте бдительны!"