Вояка среднего звена

— Ну говори. Хотя о чем? Я жду, когда ты вернешься.

— И я жду! Я… — тут я ощутил, как в голове у меня что-то шевелится, словно щупальца ползли там между складками, раздвигали мозговую ткань, двигались медленно, но неостановимо, и это было так мерзко, что я содрогнулся, волна тошноты заставила меня согнуться.

— Что «ты»? Только о себе и думаешь! — выпалила Юля.

И тут я увидел жену — за рабочим столом у нее в больнице, за окном деревья во дворе, ворота, через которые как раз проезжает грузовик, на стене плакат с печенью в разрезе и надписью «ЦИРРОЗ — НАШ ВРАГ!». Картинка оказалась невероятно яркой, я мог различить морщинки у нее на лбу, побелевшие, стиснутые пальцы на смартфоне.

— Ну нет, что ты… дело такое… — я попытался справиться с собой, отогнать назойливое видение.

Но копошение в голове не прекращалось, там что-то менялось, росло и достраивалось. Неужели та псевдоживая штуковина, которую мне вживили тиззгха, продолжала эволюционировать и меняться?

Мысль об этом заставила меня похолодеть от страха.

— Егор, — впервые с объявления о разводе Юля назвала меня по имени, и чуть ли не впервые в жизни мое имя в ее устах не прозвучало для меня сладкой музыкой. — Я сказала. Либо возвращайся сейчас же… либо ты мне не муж больше, ты мне больше никто…

— Подожди, не в этом дело, — наваждение рассеялось, я справился с тошнотой и кое-как распрямился. — Вы можете быть в опасности… Иван не появлялся? Звонил или приходил?

Юля засмеялась, и смех ее звучал принужденно, неестественно.

— Хватит нести ерунду! Пытаешься отвлечь меня? Нет, я его не видела и не слышала. Повторяю — либо ты возвращаешься к нам прямо сейчас, либо ты мне… нам больше никто!

— Но ты не можешь решать за Сашку! — я почти орал.

Ладно мы поссорились, но отбирать у меня дочь, разлучать нас Юля не имеет права! Нет-нет-нет!

— Ты так думаешь? И зря, — слова падали на меня, точно глыбы льда, били по голове. — Пока она мало чего понимает и переживет расставание с тобой легко, а если надо, то и забудет тебя…

Тут я вообще помертвел.

— Нет, ты не сделаешь! — завопил я, но уже в пустоту, со мной никто не разговаривал.

Я застыл, пытаясь осознать только что услышанное, хоть как-то собраться с мыслями. Должно быть от потрясения увидел перед собой плюшевого пингвина, того самого, которого прихватил с Земли еще в самый первый раз, и черно-белая птица посмотрела на меня сурово, щелкнула клювом.

А затем передо мной оказалась Сашка — на полу, в окружении кукол и прочих игрушек, облаченная в сиреневое платье, которое мы ей недавно купили, с серьезной мордашкой.

— Привет, маленькая, — сказал я бездумно.

— О, папа, привет! — отозвалась она, поднимая голову. — Ты где прячешься?

Дочь, судя по всему, была в детском саду, ну а где ей еще находиться, когда Юля на работе? Судя по виду, чувствовала она себя неплохо, но все равно я замечал признаки болезни, знаки того, что та совсем не ушла, только затаилась.

— Я тебе звоню очень издалека.

— Без телефона? — Сашка улыбнулась, и стала так похожа на мать, что я едва не задохнулся: те же глаза, черты лица, густющие светлые волосы.

— Ну да. Это такое волшебство.

Ага, придуманное облаченными в зеленые чешуйчатые плащи «волшебниками». Добрыми или злыми, я в этот момент не мог решить — ясно, что мне придется за все платить, но за такое я готов отдать что угодно.

— Как у тебя дела? — продолжил я, любуясь дочерью и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Хорошо, — сказала она. — Сегодня был противный суп на обед, но я съела.

— Молодец.

Очень хотелось протянуть руку и погладить ее по пушистой макушке, прижать к себе. Я попытался это сделать, но конечность моя каким-то хитрым образом оказалась слишком короткой, я не мог дотянуться.

— Эй, человек, ты заснул? — донесся откуда-то издалека скрипучий голос, и я осознал, что это сержант зовет меня, что пора возвращаться.

— Пока, ангел мой, — сказал я. — Веди себя хорошо, и я скоро вернусь. С Котиком.

— Вернись, а то я скучаю, — призналась Сашка, и мне в сердце будто вонзили осиновый кол, тупой такой, обмотанный колючей проволокой.

Вновь мелькнул перед глазами игрушечный пингвин, и я вернулся на тускло освещенный склад, унылый, как склеп. Обнаружил, что сержант пялится на меня так, словно из ушей у меня торчат радужные змеи, а из носа вытекает игристое шампанское, и все это под бравурную музыку из живота.

— Ты припадочный? — осведомился он. — Таращился куда-то и губами шевелил.

— Задумался, дело такое, — отрезал я. — Давай, что там у тебя.

— Теперь тебе положена бронезащита класса два, — с мрачной неохотой признал веша. — Держи.

На вид она не сильно отличалась, и выглядела такой же потрепанной, как и комплекты для рядовых бойцов — ясно было, что придется ремонтировать, и потратить не один час. Только вот весила она раза в два меньше, это несмотря на то, что отдельные участки имели дополнительное усиление.

— Шлем, — продолжил сержант.

Этот оказался почти таким же, как у десятника, разве что нарост на затылке побольше.