Войди в каждый дом

— Сам смекай, раз к тебе пришла…

Егор свернул толстую цигарку из обрывка газеты, привстав с лавки, потянулся к лампе, пососал, пока не потемнел хвостик цигарки, не затеплился искоркой.

— В Москву легко за песнями ехать, а с голыми руками и соваться нечего!..

— Зачем с голыми? Письмо повезешь, все подпишут. У кого душа в пятках не ночует!.. Я же не от одной себя к тебе явилась… Мажаров тоже это дело одобряет…

Анисья стояла у печки, будто пригорюнившись, сложив руки на груди, усталая и дремотная, но было очевидно, что она не пропускает ни слова. Обычно она не имела привычки встревать в разговор, если дело не касалось ее кровно, но тут не вытерпела.

— Да не вяжите вы его новой веревкой! Не вяжите! — тоскливо запричитала она. — Мало ему накостыляли по шее? Мало? Хотите совсем доконать мужика? У него вон дети растут, от земли не видать, их поднимать надо!.. Ты погляди, на кого он стал похож — чисто почернел, обуглился, как полено в печке!.. Не трожьте его! Найдите кого помоложе…

Авдотья слушала ее, не прерывая, лишь в глазах ее сквозила непривычная суровинка, будто их сковывало ледком.

— Не голоси зря, Нисятка! — не то утешая, не то укоряя Анисью, тихо ответила она. — На то он и Дымша-ков, чтоб ему больше других доставалось. Не какой-нибудь пристебай, за три медных гроша купленный! А шишки и пышки поровну в жизни не делятся, кто за других страдает, тот иной раз дотла горит — такая уж судьба!

По лицу ее прошла тень, но голос звучал напряженно:

— Я одна маюсь с ребятами, а совесть не продаю. А ежели Егор за твою юбку спрячется, что тогда нам, бедным бабам, делать? Нет, ты уж его, как наседка, не прикрывай собой!..

— А кто ж за него вступится, если я не пожалею? — понимая, что ей, как всегда, придется смириться с чужой волей, но не желая выглядеть неправой, ответила Анисья. — Да и как его одного отпускать? Не знаешь ты его, что ли? Если он там закусит удила, разве кто сторонний удержит его? Сам расшибется и других подавит — чисто бешеный делается, когда что не по правде!

— Можно и на пару с кем-нибудь отправить, — размышляла Авдотья. — На мой бабий ум, так я б уговорила братца твоего, Корнея. Мужик он самостоятельный, от людей уважение имеет, да и нравом потише, в случае чего схватит Егора за руку…

— А на какие шиши они будут разъезжать? — сердито спросила Анисья. — Не ближен свет ехать, а Москва — она деньги любит!

— Не бойся, денег мы насобираем. Что одному не под силу, то все поднимут, как соломину. — Авдотья сунула руку в карман тужурки и разжала на ладони смятую пятирублевку. — Вот, берите, на развод!.. Завтра другие принесут, так что голодать им не придется!

— За правду не грех и поголодать! — Егор вздохнул, распрямил плечи.

— Из Новых Выселок, говорят, тоже двое отправились в Москву! — неожиданно переходя на шепот, сообщила Авдотья. — Слышали, что там делается? Я только нынче узнала…