Читаем Воин в поле одинокий полностью

Воин в поле одинокий

«Нынче ветер всё свищет и свищет…»

Нынче ветер всё свищет и свищетВо дворе нашем ночь напролёт,Словно что-то забытое ищет,Безнадёжно кого-то зовёт.То в метельном столбе закружится,То присядет на ветхий карниз,То испуганной снежною птицей,Вверх рванётся, обрушится вниз,То притихнет у стенки колодца,То с размаху ударит в окно,Застучит, через щели прорвётся,И засвищет опять про одно:«Что ты делаешь здесь, в этой клетке,

Где работа, да сон, да беда,Варишь суп, жить мешаешь соседке,Коридором бредёшь в никуда?Вспоминай, вспоминай, моё сердце,Погляди же в окно, погляди!Чёрной лестницей, узкою дверцейПоскорее ко мне выходи!Я верну тебе прежние силы,Свет улыбки, былую красу,Я тебя подхвачу легкокрыло,Далеко-далеко унесу.Выходи!..» — обрывается резко,Сумрак плотен и словно бы сжат,За колышущейся занавеской

Запотевшие стёкла дрожат.Время утренней серой щебёнкойЗасыпает ночную вину,И лишь только дыханье ребёнкаНарушает мою тишину.

«Он кормит воробьёв и голубей…»

Он кормит воробьёв и голубейУ пристани на каменной ступени,И кажется лицо его грубейИ сумрачней в мерцанье светотени.Нетрезв, оборван и весьма помят,Он крошит хлеб неловкими руками.Скользит и уплывает его взглядСкорлупкой по воде меж облаками.

Он крошит хлеб и курит «Беломор»,И пахнущие сыростью речноюОбрывки слов и прочий мелкий сорВзметаются у ветра за спиною.Хватают птицы крошки и куски,От жадности дерутся что есть силы…И вдруг взлетают разом — высоки,И — легкокрылы.

«Будь я кровью чуть-чуть пожиже…»

Будь я кровью чуть-чуть пожижеДа слегка погибче спиной,Я, конечно, могла бы выжить,Даже если — любой ценой.Я, конечно, могла бы тоже,

Я могла бы — да не смоглаПережить, потом подытожитьМиллиграммы добра и зла.Я могла бы и то, и это,Я вписалась бы в круговерть.Я могла бы не быть поэтомИ не знать, что такое — смерть.И не спрашивала б гадалка,Не глядела бы долго вслед:— Страшно, милая? Или — жалко?— Нет, не жалко. Не страшно. Нет.