Война и мир Михаила Тухачевского

«В армии сидели… люди, связанные между собой едиными контрреволюционными целями и задачами… Сила нашей партии, нашего великого народа, рабочего класса так велики, что эта сволочь только между собой болтала, разговаривала… шушукалась и готовилась к чему–то, не смея по–настоящему двинуться. Она дви нулась один раз, в 1934 году, 1 декабря они убили… т. Кирова.

…Они бросили пробный шар, они думали на этом прощупать силу сопротивляемости партии и силу ненависти народа к себе»60, — Ворошилов, предваряя выступление Сталина не пожалел красок.

Обычно лаконичный вождь на Военном совете выступил на редкость развернуто:

«Это военно–политический заговор. Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это дело, но не удалось. Рейхсвер хотел, чтобы в случае войны было все готово, чтобы армия перешла к вредительству с тем, чтобы армия не была готова к обороне, этого хотел рейхсвер, и они это дело готовили. Это агентура, руководящее ядро военно–политического заговора в СССР, состоящее из 10 патентованных шпиков и 3 патентованных подстрекателей шпионов. Это агентура германского рейхсвера. Вот основное. Заговор этот имеет, стало быть, не столько внутреннюю почву, сколько внешние условия, не столько политику по внутренней линии в нашей стране, сколько политику германского рейхсвера. Хотели из СССР сделать вторую Испанию и нашли себе и завербовали шпиков, орудовавших в этом деле. Вот обстановка»61.

Слово вождя — императив, руководство к действию.

И кто будет обращать внимание на мелочи, например, на то, что Сталин упрямо называет гитлеровские вооруженные силы — вермахт — рейхсвером. Между тем, оговорка симптоматична: «заговорщики» контактировали именно с рейхсвером, при президенте Гинденбурге, до прихода Гитлера к власти — выполняя стратегически военные задачи Советского Союза. Они же настаивали на сворачивании контактов с Германией после 1933 года Сталин сознательно подменял понятия.

Копии протоколов допросов арестованных, отпечатанные на машинке, приносили лично Сталину, внимательно следившему за ходом процесса. С Тухачевским у следствия то и дело возникали проблемы. Он «всполохами» пытался говорить правду, а не выбитый на допросах текст. Иногда обвинители оказывались неготовыми к его импровизациям.

Но чаще — «возвращали» подсудимого к сценарию. И тогда на страницах допросов возникал кафкианский смысловой абсурд.

«Подсудимый Тухачевский. Со времени гражданской войны я считал своим долгом работать на пользу советского государства,

был верным членом партии, но у меня были определенные, я бы не сказал политические колебания, а колебания личного, персонального порядка, связанные с моим служебным положением…

Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого. Когда бывала дискуссия, точно так же выступал против правых. Я, будучи начальником штаба РККА… отстаивал максимальное капиталовложение в дело военной промышленности и т. д. Так что я на правых позициях не стоял. И в дальнейшем, находясь в Ленинградском военном округе, я всегда отстаивал максимальное развитие Красной Армии, ее техническое развитие, ее реконструкцию, развитие ее частей…

Председатель. Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года? А ваша шпионская деятельность — ее вы не считаете антисоветской? Она началась гораздо раньше.

Подсудимый Тухачевский. Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской… Я сообщил фон Цюллеру данные… о дислокации войск в пограничных округах… Книжку — дислокацию войск за границей можно купить в магазине…

Председатель. Я хочу выяснить, все о Вашей антисоветской контр–революционной деятельности. Еще в 1925 г. Вы были связаны с Цюллером и Домбалем и были одновременно агентом и польской и германской разведок. Ведь Вы же знали, что имеете дело не с просто любопытным, а с офицером иностранной разведки.

Обвиняемый Тухачевский. Совершенно правильно. Я повторяю — не хочу смягчать свои показания. Я только хочу объяснить, что в то время у нас с немцами завязывались тесные отношения.

У нас был один общий противник — Польша, в этом смысле были и в дальнейшем, как я уже говорил, разговоры с генералом Адамс. С генералом Адамс мы говорили о наших общих задачах в войне против Польши, при этом германскими офицерами вспоми нался опыт 1920 года, говорилось, что германское правительство тогда не выступило против Польши.

Я опять повторяю, что это можно квалифицировать и должно квалифицировать как шпионскую деятельность.

Председательствующий товарищ Ульрих. Ваше заявление о том. Что у Вас был один противник — Польша, опровергается Вашим же заявлением о том, что Вы одновременно были связаны с германскими офицерами и с польским офицером–шпионом Домбалем.