Война Кланов. Медведь 2

Он скидывает одного моего противника. В смертельных для оборотня точках возникают медные иглы, как сломанная кукла отлетает обнаженная и окровавленная девушка. Платонов подмигивает мне и нападает на нового врага.

Я наваливаюсь на другого перевертня, а Сидорович бежит дальше, к постаменту. Захватываю челюсть второго противника и оттягиваю её назад. Среди воя, скулежа, рычания слышится хруст ломаемой ветки и в моих лапах дергается тело молодого парня. Голова отделяется легко, словно срываю с бахчи крупный арбуз.

Когда оглядываюсь по сторонам в поисках новых врагов, то вижу, кому кричал старый берендей. Александр отпрыгивает от Степана и огромный медведечеловек наваливается на перевертня. Тот пытается выбраться из-под огромного тела, но тяжелая туша придавливает его к земле.

– За Серегу! – рычит Сидорович.

В костер летит оторванная голова получеловека-полуволка. В полете она оборачивается человеческой головой, и раскаленные угли с радостным шипением принимают беловолосую жертву. Охотница вертится как взбешенный берсерк, от неё один за другим отлетают изломанные тела. Два черных перевертня, причем один в полтора раза больше другого, тоже ломают и убивают визжащих нападающих.

В руке Александра блестит окровавленная звездочка, подобную я видел у охотницы. Мой друг стоит у костра и наблюдает за побоищем. Перевертней осталось не больше десятка и двое из них кидаются прочь. Остальные восемь отскакивают и, тяжело дыша, осматриваются по сторонам.

– Ваш предводитель мертв, вы можете разделить его участь, или же сдаться. Жить или умереть – каков ваш выбор? – утробным рычанием грохочет большой черный перевертень.

Волчий Пастырь – огромный как мой оставленный в Мугреево-Никольском «Уазик-буханка». На спине встает дыбом шерсть, когда я представил, что он мог быть не на нашей стороне. А ведь мы спешили, чтобы его остановить, а охотница сама… собственной рукой…

Как она смогла без крови Ульяны?

Оставшиеся в живых перевертни падает на колени. Полная луна освещает поле боя. Блики костра пляшут на окровавленных телах. Голые люди, лежащие вповалку на земле, напоминают картину Содома и Гоморры, если бы не красные разводы на телах и оторванные конечности.

– Пошли вон! И эту падаль унесите с поляны! Выполняйте! – гремит так, что языки пламени пригнулись к земле.

Я перекидываюсь в человека. Просто мне стало очень трудно удерживать в голове образ черного перевертня, когда выяснилось такое. Трудно держать, а больше ненавидеть и некого. Разве только мертвых старых перевертней? Но я так стараюсь выкинуть из головы ту страстную ночь и последующее утро, что даже их вспоминать не хочется. Я оглядываю свои порванные трусы – хоть какая-то одежда. Они еле держатся на растянутой резинке, но при скручивании плотнее прилегают к телу. Люблю семейники, чтобы не говорили гомосексуалисты о моде и Кельвине Кляйне.

Восьмое задание пройдено:

Вы получили характеристику «Огромная сила»

Ну и на фига она мне сдалась?

А, ладно, пригодится куда-нибудь…

Пока я занимаюсь приведением себя в порядок, перевертни оттаскивают из круга света своих павших товарищей. Сидорович сидит рядом с телом Степана и рыкает на подошедших оборотней.

– Оставьте эту падаль, заберете после. Я хочу насмотреться на убийцу своего ученика.

– Не нужно, он уже мертв, ты отомстил. Оставь, – просит Платонов, и Сидорович после некоторого раздумья кивает.

Последние перевертни покидают поляну, на зеленом мху блестят оставшиеся капли крови. Автоматы я горкой складываю у лежащего Вячеслава. Пульс у того прощупывается хорошо, так что в скором времени должен очнуться. Волчий Пастырь рявкает на задержавшихся, и те со всевозможной скоростью покидает нас. Остается три берендея, два перевертня и три охотника. Восемь существ одолели сорок перевертней… В принципе можно гордиться.

Из темноты выскакивает Людмила, на руках у неё дремлет улыбающаяся во сне Ульяна. Девушка подскакивает к лежащему Вячеславу и хватается за мощное запястье. Пульс прощупывается, поэтому облегченный выдох указывает на то, что она перестала тревожиться.

Огромный черный перевертень перекидывается в человека. Каким-то образом у него получается остаться в одежде – меховая накидка так же обнимает могучие плечи, полотняная рубаха спускается на серые штаны. Он тут же скидывает с себя накидку и укрывает Юлю. Та тоже перекидывается, и оказывается закутанной в накидку, как в горах Кавказа носят бурки пастухи. Затем Пастырь обнимает девушку. Со стороны кажется, будто большой дуб склонился над девушкой и положил кургузые ветви на хрупкие плечи. Затем Пастырь поворачивается к охотнице.

– Ты прости меня, Ладушка, – говорит он густым низким голосом. – Не поверил я тебе тогда, виноват.

– Мы оба получили наказание. Сначала я тебе, Егорий, не поверила, когда ты ушел за этим цветком, – охотница кивает на черную ромашку, – а потом ты мне не поверил, когда оболгали старые перевертни. А ведь мы могли с тобой соединиться и прожить эти двадцать лет вместе.

– Ладушка…

– Любить друг друга, растить нашу дочь.