Война миров

Ронни был старшим из моих братьев. И самым чудаковатым. Родители гадали, какую стезю он выберет, потому что Ронни с детства был помешан на животных. Положим, мы все обожали тетешкаться с живностью, и в доме кого только не было. Братья словно соревновались, кто из них притащит в дом самое невозможное существо. Когда я росла, у нас весь первый этаж был в птичьих клетках, по полу шныряли хорьки, иногда с ними играли кошки, потом появился спаниель с обкусанным кем-то ухом… Были черепахи, крысы, мини-свинки, кролики… Ронни перещеголял всех. Он долго копил деньги и наконец приобрел облезлую мартышку. Мама увидела этот кошмар и сказала, что с нее довольно. Разумеется, мартышку сначала отдали в клинику, где вылечили от десятка болячек. А потом мама отвезла ее в школьный зоопарк.

Ронни смертельно обиделся и заявил, что тогда не будет служить в армии, как вся семья, потому что семья его не уважает. Ему было тринадцать. Позже к детской обиде добавилась еще и подростковая, и Ронни ушел из дома, оборвав все контакты. Даже сменил фамилию. Мы его не забывали. Но и не беспокоили. Зачем? Захочет — сам придет. Но, конечно, мы интересовались его судьбой, благо с парой своих школьных друзей он отношения поддерживал.

Я меланхолично допила кофе. Ронни не ответил. Досадно, подумала я, вышла из кафе, добрела до машины. До сеанса оставался час, и я решила, что будет неплохо погулять по берегу залива.

Успела только сказать Керу, куда ехать, и тут на чип пришел вызов. Надо же, Ронни отозвался. И сразу полным форматом.

Я развернула монитор. В юности Ронни был похож на отца, такой же квадратный и круглоголовый. А потом за считаные годы резко переменился — вытянулся, похудел. И теперь он до боли, до рези напоминал деда. У Ронни даже дедовские залысины наметились. А глаза — как у Криса. Зеленоватые, кошачьи.

— Привет, сестренка, — сказал он с добродушной иронией. И я вспомнила, что он всегда так говорил с нами, младшими. — Три месяца назад ты вроде была капитаном. Повысили? Поздравляю.

— Значит, родственниками все-таки интересуешься?

— Три месяца назад я ездил к деду на могилу, — спокойно ответил Ронни. — Случайно встретил Криса. Посидели, поболтали.

— Он ничего не говорил.

— Я попросил.

— Домой, я так понимаю, даже не заходил.

Ронни прикрыл глаза и отрицательно покачал головой:

— Не готов. Прости, Делька. Не готов. Может быть, когда-нибудь. Не сейчас. Тем более деда уже нет…

— Да. Деда жаль. Так быстро все случилось.

— Я переписывался с ним. Весь последний год. Он ни намеком не дал понять, что болеет. И на похороны я опоздал, приехал в тот же день, но уже вечером. На кладбище сходил, а домой не смог зайти. И до сих пор не могу себя заставить. Как представлю, что по привычке загляну в дедову комнату — а там нет никого… Не могу.

— Понимаю. Как сам?

— Да ни шатко ни валко. Вот на Луну перевели, с повышением. Такими темпами лет через пять я на Земле работать буду. Хотелось бы, конечно, потому что надоел этот вахтовый метод — неделю здесь, неделю дома. Живу-то я на Земле.

— Уже неплохо. А где?

— Два месяца назад на Кавказ переехали. Жене прапрабабушка наследство оставила — крохотный домик и садик. В садике четыре абрикосины и лоза, которая старше прапрабабушки, но все еще плодоносит как сумасшедшая. Но качели для дочек поставить удалось, поместились. У меня двойняшки. Марина и Карина. Заезжай как-нибудь, я хоть похвастаюсь.

— Непременно, Ронни. А как соберетесь отдохнуть вне Земли — жду вас на Сонно.

— Это княжество Сонно, насчет которого твой муж поклялся, что ноги Слоников там не будет, или он не князь? — прищурился Ронни.

Это что-то новенькое. Ладно, расспрошу Криса.

— Мой муж объелся груш. И, кстати, он уже не князь. Князь теперь — мой сын.

— И почему я ни секунды не сомневался, что зря он сказал те слова? — Ронни посмеялся. — Ладно, сестренка. Выкладывай. Не родственные же чувства заставили тебя внезапно позвонить — первый раз за десять с лишним лет.

— Пф, — сказала я. — Естественно. С чего бы это я стала навязываться тебе со своими родственными чувствами? Это как минимум неприлично.

— О! А они таки есть, эти чувства?

— Рон, у меня всего четыре брата, а не четыре тысячи. И разбрасываться братьями я не могу.

Он помолчал, глядя на меня с улыбкой.

— Кому другому, может, я и не поверил бы. Но Криса-то ты вытащила, хотя уже вся семья рукой махнула… Так что у тебя стряслось?

— Нужно узнать про корабль. Он арестован. Экипаж на борту. Но ни в каких списках, что полиции, что федералов, его нет. — Я продиктовала Рону идентификационный номер яхты.

Ронни отвел глаза от монитора, переключив внимание на свой терминал. Лицо его разгладилось и вместе с тем стало сосредоточенно-серьезным. А он, пожалуй, любит свою работу.

— Есть, — кивнул Ронни. — Ты и не должна была найти его в списках. Он не арестован, а в карантине.

— О как. И надолго?

— Как обычно, сорок пять дней.

Я присвистнула.

— Ну а как ты хотела — нарушения техники безопасности всегда дорого обходились.

— Зная хозяина корабля — не представляю, что именно экипаж мог нарушить.

Ронни посмотрел на меня с искренним недоумением: