Война миров (The War of the Worlds)

And as I looked at this wide expanse of houses and factories and churches, silent and abandoned; as I thought of the multitudinous hopes and efforts, the innumerable hosts of lives that had gone to build this human reef, and of the swift and ruthless destruction that had hung over it all; when I realised that the shadow had been rolled back, and that men might still live in the streets, and this dear vast dead city of mine be once more alive and powerful, I felt a wave of emotion that was near akin to tears.	Я стоял и смотрел на это море домов, фабрик, церквей, тихих, одиноких и покинутых; я думал о надеждах и усилиях, о бесчисленных жизнях, загубленных на постройке этой твердыни человечества, и о постигшем ее мгновенном, неотвратимом разрушении. Когда я понял, что мрак отхлынул прочь, что люди снова могут жить на этих улицах, что этот родной мне громадный мертвый город снова оживет и вернет свою мощь, я чуть не заплакал от волнения.
The torment was over.	Муки кончились.
Even that day the healing would begin.	С этого же дня начинается исцеление.
The survivors of the people scattered over the country--leaderless, lawless, foodless, like sheep without a shepherd--the thousands who had fled by sea, would begin to return; the pulse of life, growing stronger and stronger, would beat again in the empty streets and pour across the vacant squares.	Оставшиеся в живых люди, рассеянные по стране, без вождей, без законов, без еды, как стадо без пастуха, тысячи тех, которые отплыли за море, снова начнут возвращаться; пульс жизни с каждым мгновением все сильнее и сильнее снова забьется на пустынных улицах и площадях.
Whatever destruction was done, the hand of the destroyer was stayed.	Как ни страшен был разгром, разящая рука остановлена. Остановлена разящая рука.
All the gaunt wrecks, the blackened skeletons of houses that stared so dismally at the sunlit grass of the hill, would presently be echoing with the hammers of the restorers and ringing with the tapping of their trowels.	Эти горестные руины, почерневшие скелеты домов, мрачно торчащие на солнечном холме, скоро огласятся стуком молотков, звоном инструментов.
At the thought I extended my hands towards the sky and began thanking God.	Тут я воздел руки к небу а стал благодарить бога.
In a year, thought I--in a year. . .	Через какой-нибудь год, думал я, через год...
With overwhelming force came the thought of myself, of my wife, and the old life of hope and tender helpfulness that had ceased for ever. CHAPTER NINE WRECKAGE	Потом, словно меня что-то ударило, я вдруг вспомнил о себе, о жене, о нашей былой счастливой жизни, которая никогда уже не возвратится. 9. На обломках прошлого
And now comes the strangest thing in my story.	Теперь я должен сообщить вам один удивительный факт.
Yet, perhaps, it is not altogether strange.	Впрочем, это, может быть, и не так удивительно.
I remember, clearly and coldly and vividly, all that I did that day until the time that I stood weeping and praising God upon the summit of Primrose Hill.	Я помню ясно, живо, отчетливо все, что делал в тот день до того момента, когда, я стоял на вершине Примроз-Хилла и со слезами на глазах благодарил бога.
And then I forget.	А потом в памяти моей пробел...
Of the next three days I know nothing.	Я не помню, что произошло в течение следующих трех дней.
I have learned since that, so far from my being the first discoverer of the Martian overthrow, several such wanderers as myself had already discovered this on the previous night.	Мне говорили после, что я не первый открыл гибель марсиан, что несколько таких же, как я, скитальцев узнали о ней еще ночью.