Из подземелья, Давид вышел удрученный и абсолютно подавленный только через три или четыре часа. Приказал снять с себя кольчугу, отнести меч. Зашел к себе в покои, закрылся на ключ и просто лег на кровать. На кровать, где Марика больше никогда не обожжет его уши своим горячим дыханием, где не прозвучит больше ни одной сплени, не будет рассказана ни одна сказка. Давид горевал и слал всех слуг с министрами к черту. Он никого не хотел видеть, ничего не хотел делать. Он хотел только лежать и думать о том, сколько потерял в тот день, когда допустил все это. Любовницу можно заменить, жену можно выбрать богаче, а друга вообще купить, но родную душу… Она не покупается, ее нельзя выбрать среди представленных вариантов, она не придет на его власть и золото, она приходит только раз в жизни и ее убили. Жестоко убили. Несправедливо и незаслуженно. Марика была хорошей, доброй, не всегда радушной и приветливой, иногда скрытной и холодной, но она была значительно лучше других, тех, кто ее убил, тех, кого Давид ненавидит и презирает. Она - темный и теплый камушек, что так его согревал, так привлекал и так интересовал. Красивая, изящная, грациозная и величественная… С короной на голове, в своем платье, расшитом золотом и камнями, в туфельках на маленьких каблучках для уверенной посадки в седле, с черными локонами и светлой кожей с розовыми губами, что так часто краснели, когда они желали поцеловать его. Эти блестящие на солнце глаза, так часто повторяющие ему:”Ты - король. Тебе всё можно”.
Эта власть, эта аристократичность и ум, которые он потерял. Этот образ и душу, которые он никогда не найдет. Этот человек… Давид сжал мягкое одеяло в кулак.
- Марика…
К людям он вышел только рано утром. Выглядел Давид неважно. Волосы его не были причесаны, а одежда не сменена на королевскую. Щеголяя по коридорам в узких штанах и рубашке под доспехи, многие могли принять его за чьего-то оруженосца или того меньше. Под глазами красовались синие круги, дающие понять многим, что его величество сегодня не спал. Походка была вялой, подавленной. Приказов он тоже давать не хотел, да и свои обязанности выполнять в принципе тоже.
Зашел к Филиппу. Постучал для приличия, вошел и сел на стул недалеко от входа. Советник ещё спал. Услышав какие-то звуки, мужчина приподнялся и, увидев собственной персоной короля, встрепенулся:
- Ваше Величество?
- Кто ее убил? - беспристрастно послышалось от правителя.
- Мы еще не совсем разобрались есть ли вина убийцы.
- Филипп, я сейчас не в том состоянии, чтобы с таких шуток смеяться. Кто и где он сидит?
- В подземелье. Начальник проведет Вас.
- Назови имя.
- Я не могу клеветать. Мы должны разобраться, перед тем как казнить.
- Я хочу самую жестокую и болезненную смерть для этого человека, - сжал кулаки. - Если ему просто отрубят голову - я такого не прощу.
- Колесование?
- Освежевать для начала, - поднялся и вышел.
- Освежевать? - провел недоумевающим взглядом. - Это слишком жестоко.
Давид спустился. Начальник тоже еще спал, но вот дежурный нет. Он провел короля по камерам, где сидели подозреваемые. Правитель лишь смотрел на виноватых. В первой сидела служанка, что подлила в настой яд, во второй - Леона, в третьей - Генри. Давид смотрел на них через окошко для передачек, так что ни один из виновных разбужен не был. Уже разворачиваясь и собираясь уходить отсюда, молодые люди услышали скрежет, что доносился из четвертой камеры. Давид подошел к ней и открыл окошко.
Внутри был Ариф, что смиренно ждал чего-то, о чем ему не сообщили. Раб сидел у правой стены и царапал на камне другим камнем, делая заметку о начале сегодняшнего дня. Король подошел к дежурному.
- Выпусти этого, - кивнул на камеру, - сегодня вечером. Скажи, что он отбыл свое наказание.
Тот кивнул. Давид удалился наверх. Солдат же закрыл окошко в четвертую камеру.
Завтракал король в своих покоях. Слуги должны были молчать и выполнять не больше движений, чем им необходимо было для служения. Опустошив одну тарелку и половину бокала, Давид махнул рукой, давая понять, что он закончил. Залез на кровать и лег на бок, спиной к двери. Слуги начали тихо все убирать. Вышли, закрыли дверь.
После полудня, ближе к обеду, когда все возможные государственные дела уже могли бы закончиться, в королевские покои постучали. Давид не двигался с места, всё продолжая думать о светлом лице супруги, обрамленном черными волосами. В груди сдавливало так, что хотелось кричать на весь мир. Было сложно дышать, двигаться, говорить и вообще думать. Давид прижал к лицу шёлковое покрывало, сворачиваясь в клубок. Дверь открылась.
- Ваше Величество, - деликатно начал Филипп, проходя внутрь, - как Вы себя чувствуете?
- А как я могу себя чувствовать? - раздраженно выдал, приоткрыв лицо. - Мою жену убили. Мою ЛЮБИМУЮ жену! - обернулся. - И я даже не знаю кто! Не знаю почему и за что! Как я себя чувствую, Филипп?
- Давид, - сочувственно начал, закрывая дверь, - я должен задать Вам несколько вопросов, чтобы понять кто мог убить Ее Величество.