Ужин для людей был накрыт в малой столовой. Каждому гостю предложили меню: можно было выбрать горячее в соответствии со своими вкусами и национально–духовными традициями, которых придерживались по крайней мере двое — Магомаев и Сафин. Специально для них ещё днём заклали молоденького барашка. Бондаренко и Герцензон предпочитали блюда итальянской кухни. Для них двоих Иван Адамович заранее заказал пармской ветчины и свинину по–сицилиански. Он знал, что от такого предложения Пётр Григорьевич не откажется. Хотя мог бы выбрать и что–нибудь японское. На любых, даже самых малых приёмах в доме Ивана Адамовича готовы были подать любого вида суши, для этого всякий раз приглашался специалист из японского посольства. Но на сей раз, по крайней мере пока, японцы не понадобились.
После первых закусок и дежурных приветствий Иван Адамович, подняв бокал, предложил свой любимый комсомольский тост:
— За то, что мы, наконец–то, снова вместе!
Собравшиеся поддержали и выпили по глотку красного «бордо» девятьсот шестьдесят седьмого года, лучшего винного года в том десятилетии больших иллюзий и несбывшихся надежд.
— Итак, ваше слово, Ирек Нурисламович, — кивнул Герцензон.
— В общем, так, товарищи–господа. Вы, наверное, в курсе, что меня со всех сторон покусали блохи. Взорваны три бензоколонки «Башконефти», был утроен пожар на НПЗ, мне даже пытались угрожать! И кто же посмел?!
— Синие? — негромко поинтересовался Теймур Теймуразович.
— Нефтяная шпана! — совершенно определённо добавил Бондаренко.
— Именно. Ко мне уже дважды приходили представители Юруслана. Это «наш» смотрящий, — с кривой усмешкой пояснил Сафин. — И пытались сделать предложения, от которых, как они считают, я не смогу отказаться. Я, как это у них принято говорить, пока не «включаю ответку». Без того, чтобы посоветоваться с вами. Хотя и готов размазать их по стенке. Или генералам перепоручить?
— Не надо генералов, дорогой Ирек, — поморщился Теймур Теймуразович. — Они и так слишком глубоко в наши дела влезают. Иногда — по самые помидоры. Давайте–ка я вот что предложу. Мы пришлём к тебе в Уфу наших глав безопасности. Правильно говорю, ребята? — Герцензон и Бондаренко согласно кивнули. — Пусть они срочненько разработают план и направление главного удара, — в этот момент интонация Теймура Теймуразовича идеально напоминала интонацию Иосифа Виссарионовича из фильма «Освобождение». — На примере Уфы и окрестностей мы устроим им небольшой показательный экзерсис. Хорошенько подготовимся и устроим новогодний фейерверк. Согласны, господа?
Согласие не заставило себя ждать. Тем более, что как раз предложили подавать горячее. И все предпочли итальянской и даже японской еде сделанный специально обученными людьми на мангале из молодого барашка шашлык.
Поговорили и о Чуканове.
— Все мы, конечно, Артура Викторовича уважаем, — высказал своё авторитетное мнение Гриша Бондаренко. — Но ведь и права не самых крупных акционеров, которыми, между прочим, и мы с вами ведь тоже являемся, надо как–то уважить. Реструкторизация реструктуризацией, но дивиденды, хоть какие–нибудь — вынь и положь. А пока, по моим прикидкам, хрен что мы получим. Чуканов всё, буквально всё решил вбухать в производство. Я тоже готов работать на будущее, но не так же рьяно?! — он обиженно выпил, не дожидаясь тоста.
— Остынь, Гриша. Всех денег не заработаешь. Пусть он хоть чуть–чуть на будущее поработает. Ты ведь сам знаешь, в какой на самом деле жопе «Севернефть», — подвёл итог Сафин. Пусть Артур своим умом пока поживёт. Если уж заносит его начнёт, то…
— То «стальной» Витя Боков ему житья совсем не даст. Придётся нам тогда не мозги Чуканову вправлять, а спасать его от этого отморозка. У того ведь один разговор — бандитский. А интересует его весь край, от юга до самых дальних северов. А Чуканов ещё раньше времени масла в огонь подливает…
— Господа! — решил перевести ситуацию в иное, более лирическое измерение, Герцензон. — Пойдёмте на волю: в беседку. Иван Васильевич, пледы, пожалуйста!
«Она задумчиво расчёсывала свои прекрасные длинные волосы и вспоминала вчерашнее свидание с Марио. Он говорил ей о своей любви, а она… Она забыла обо всём на свете, наслаждаясь прикосновениями его рук. Таких нежных и таких бесстыдных… Анита взглянула на чайные розы, срезанные только вчера. Цветы печально поникли, словно осуждая девушку…»
Нюша поставила многоточие и застонала. Боже, что она пишет! Интересно: расчёсывать волосы — это психология? А розы, которые увяли наутро после свидания — психология? Или всё же бредятина?