Война олигархов

— Да–да, — спохватился Петухов, отрываясь от захватывающего зрелища — Екатерина Германовна перекладывала пачки денег в коричневый дипломат. — Екатерина Германовна, может быть, наша охрана сопроводит вас до места?

— Спасибо, не надо. У меня в машине свои надёжные люди.

— Ну, как знаете. Но, может быть, вы не откажете мне отобедать вместе?

— Не откажу. Только не сегодня.

— Тогда я буду вам звонить.

— Конечно, мои телефоны у вас есть.

— До встречи!

Обворожительная женщина, — подумал Петухов, провожая Екатерину Германовну до дверей кабинета.

Жаль. Жаль, что всё так быстро кончилось. И юбка сегодня была длинновата.

Тёмно–синяя «ауди» с правительственными номерами отъехала от «Ва–банка» и взяла курс в сторону Лужников.

Уже через пятнадцать минут машина остановилась возле гостиницы «Арена» на углу Усачёва и улицы Десятилетия Октября. Екатерина Германовна с дипломатом и в сопровождении двух дюжих охранников в тёмных двубортных костюмах поднялась на шестой этаж.

Водитель синей «ауди» заехал в соседний дворик. Выйдя из машины, он открыл ворота гаража и загнал «ауди» внутрь. Включив свет, он закрыл за собой ворота. После чего уже спокойно, не торопясь, отклеил «правильные», но всего лишь оттиснутые на самоклеющейся плёнке номера. Сначала сзади, потом — спереди.

Теперь, с «родными» номерами машину можно было возвращать законному владельцу, у которого она была арендована по дружбе и почти за символическую плату на пару дней.

***

В Подольской районной прокуратуре Гоше не понравилось. Впрочем, не понравилось бы ему и в прокуратуре Генеральной — окажись он там так же в роли подозреваемого. Хорошо ещё, хоть не подследственного. Всё–таки дядя Пекарь ухитрился его достать даже с того света.

Пожилой следователь по фамилии Отрошенко, усталый и, похоже, обиженный на весь мир, оказался весьма информированным:

— Известно, что между вашей фирмой и покойным гражданином Опекушиным был конфликт по поводу Тульского ликёро–водочного завода.

— Кому это известно?

— Следствию известно, — глаза следователя были пусты, как его кошелёк. А до зарплаты ещё — почти неделя.

— Никакого конфликта между нами не было. И вообще лично я встречался с Опекушиным один–единственный раз в жизни.

— Где встречались? Когда? При каких обстоятельствах? — оживился Отрошенко.

— В мае месяце, в сквере около Новодевичьего монастыря. Сидели на скамейке, беседовали.

— Тема беседы?

— Господин Опекушин сообщил, что не имеет к нам никаких претензий по поводу приобретения нами ликёро–водочного завода.

— Ага. И тут же назначил собственного управляющего на ваш, — следователь подчеркнул слово «ваш», — завод.

— Никого он не назначил, просто порекомендовал нам опытного управленца, — пожал плечами Гоша. — Дело обыкновенное.

Гоша тоже чувствовал себя бесконечно усталым. Может, это заразно?

— Но почему–то сразу после смерти, я бы уточнил, убийства Опекушина вы всю верхушку завода тут же сменили, — Отрошенко потёр морщинистую шею и отпил остывшего чая.

— Они не справились с задачей. И это право собственника — менять менеджера в собственном предприятии.

— Как–то у вас всё слишком гладко получается. Однако всё же именно вы были едва ли не самым заинтересованным лицом в смерти Опекушина.

— Это большое преувеличение.

— Возможно, возможно. Но обстоятельства свидетельствуют против вас, господин Сидоров.

— Обстоятельства или доказательства?

— Пока только обстоятельства. Но это только пока.

Следователь, даром что едва шевелился, вынимал из Гоши душу на протяжении часа. Он кружил вокруг да около, провоцировал, переспрашивал одно и то же по несколько раз. Выпил три стакана чая, противно позвякивая ложечкой, но Гоше не предложил даже воды. Но отпустил всё же с миром, и то хлеб.

По всему похоже было, что ничего серьёзного на Гошу у прокуратуры не было, но, тем не менее, ситуация была очень неприятная. С запашком ситуация. Если вдруг начнут копать серьёзно — то всё может повернуться ещё ох как нехорошо. Отрошенко, похоже, личной неприязни и особого служебного рвения не проявлял. Видно было, что просто отрабатывает номер. А вот кто постановщик номера — можно было только догадываться.

Короче, Гоша так и не понял, что ему хотел сказать Отрошенко. Не иначе, как привет с того света обязался передать. Мол, кланяется вам дядя Пекарь, низенько–низенько. А Отрошенко, со своей стороны, и понимать ничего не хотел: он сделал то, что ему было приказано. Сверху. С такой высоты, что даже от думы о ней кружилась голова и потели плечи под шевелящимися погонами.

Домой Гоша приехал, когда уже стемнело — застрял в колоссальной пробке на Варшавке, на самом въезде в Москву.

Нюша не вышла его встречать, хотя была дома.

— Нюш, ты что, спишь? — Гоша зашёл в комнату сестры и зажёг свет.

Она лежала на диване, свернувшись калачиком под ватным одеялом.

— Гош! — тихонько позвала она, постукивая зубами.

— Заболела? Давай, аспирина принесу?

— Гош, — сказала Нюша ещё тише, — вызови «скорую». Я тебя ждала, ждала… А тебя всё нет и нет…

— Что с тобой? — Гоша положил ей ладонь на лоб. Лоб был сухим и горячим.