– Да ну? – грустно улыбнулся Антон, – так-то я, Катенька, по молодости тоже, вроде "кризисного менеджера" начинал бизнес…, потом уже всё легализовалось. А впрочем, всё это уже сейчас неважно.
– Вот. Бери, бери, дура! И не выпендривайся, – насильно засунул деньги в сумку, стоящей на пороге, девушки Антон, – всё давай, дуй на работу, не задерживайся, я тебя не на весь день отпросил, а тебе ещё ночью, со мной, дежурить.
– Ага, хорошо, – с пионерской готовностью тряхнула наспех заплетёнными косичками Катя и шагнула через порог. Остановилась и, решительно развернувшись, шагнула к ничего не ожидающему мужчине:
– До вечера.
Прижавшись к нему, как-то по-детски, юношески неумело, прильнула к его губам нежно-нежно, как, когда-то, Лена в самый сладкий, "медовый" период.
"Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком."
(Евангелие от Иоанна гл.10; ст.10)
Послонявшись по квартире, несколько раз включив и выключив телефон и, так и, не решившись позвонить ни жене, ни сыну, никак не ожидающим звонка от уехавшего "в командировку" главы семейства, Антон решил опять пойти прогуляться. Побродив между "бороздящими" небо новостройками, мимо детских площадок битком набитыми истошно орущей детворой, как-то, совершенно случайно уткнулся в новенькую, местами "подпёртую" строительными лесами, церковь.
"Зайти что-ли? Я же, вроде как, крещённый…, а может не открыто ещё? А нет, написано что уже работает. Ну, понятное дело, надо же, побыстрее, "бабло отбивать", сколько сюда ушло, примерно?", – опытным взглядом начал калькулировать смету крупный строительный подрядчик, – "ага, а вот и машина священника", – ядовито ухмыльнулся внутри себя посмотрев на притулившийся сбоку храма "крузак".
Неумело перекрестившись зашёл внутрь, купил в свечной лавке несколько свечей, подороже, и пошёл бродить между колоннами с усилием втыкая их в подсвечники, как будто сваи забивая. Откуда то сверху доносился голос, непонятно и гнусаво, что-то тараторящей девушки.
"Как Катька бубнит, тоже наверное нос подпорченный", – ухмыльнулся внутри себя.
– Вы на исповедь? – раздался сзади больной старческий голос.
– Ага, да! – почему-то испуганно ответил Антон, непонятно как очутившийся в хвосте небольшой терпеливо переминающейся очереди.
– Да Вы идите вперёд, – повернулись к нему стоящие впереди, опирающиеся на клюки "бабы-яги".
– Как это? – опешил Антон, – вроде же наоборот, старшие должны…
– Нет, нет, нет, – упрямо возразила очередь, – мужчины вперёд!
Подойдя к молоденькому, выглядящему на восемнадцать-девятнадцать лет священнику, поздоровался.
"Надо же, ещё "сопля-соплёй", а уже на джипе "рассекает", значит и Сашке можно будет купить, а то давно просит…"
– В чём каетесь? – раздался из уст едва покрытого пушком юнца, писклявый, то ли детский, то ли девичий голосок.
– Да вот, гордость видимо у меня, – ухмыляясь начал Антон.
– Угу, – раздался вдруг над головой порыкивающий голос дяди Саши, – гордость говоришь? А кого её нет? Ты давай, говори в чём дело или пошёл отсюда.
– Я…, я это, – чуть не плача от какого-то детского испуга запинаясь заговорил Антон.
– Вы, знаете, – вновь писклявым голоском прервал полубессмысленную речь исповедника батюшка, – всё, хватит пока что. То есть, отставить!, короче говоря. К причастию я Вас конечно же не допускаю, а на службу завтра приходите, обязательно приходите. Дождитесь когда всё закончится, мне есть что Вам сказать…, думаю что есть.
Повинно покивав головой, строго рассматривающим его, застоявшимся в очереди бабкам, на совершенно ватных ногах добрёл до ближайшей лавки и обессиленно шлёпнулся на неё. Посидев немного и послушав как хор молодых голосов вовсю распевает умоляя:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Совсем растерялся когда толстый, обросший лохматой бородой пожилой мужик в священнической одежде пошёл по периметру помещения держа в левой руке толстую палку с горящей свечой, а правой размахивая сильно дымящим кадилом. Народ в церкви, кроме тех кто стоял в очереди на исповедь, как перепуганные овцы, сбился в кучку в центре храма. Антон, на которого цыкнула какая-то из бабок, тоже послушно всунулся "внутрь стада", как и всё, зачем то, поворачиваясь вслед за сердито зыркающим и что-то себе под нос бормочущим дядькой. Дождавшись когда всё закончилось и люди начали потихоньку "растекаться по углам", Антон потихоньку прокрался на выход и, мелко семеня, выскользнул из помещения. Оказавшись на улице облегчённо вздохнул и пошагал со двора.
– Фа-фаамм!!!
Раздался за спиной то ли автомобильный, то ли паровозный гудок. Антон инстинктивно бросился в сторону. За рулём того "крузака", который только что стоял, а сейчас отъехал от храма и катил на выход, сидел лысый, гладко выбритый мужик лет сорока пяти, с головой похожей на китайскую тыкву. Смерив "безлошадного утырка" презрительным взглядом, "крутой кент" газанул и скрипнув колёсами выскочил со двора в проулок.