Воинский дискурс: три источника, три составные части

Эти наставления принадлежат перу не монаха, как может показаться вначале, но императора-воина в полном смысле этого слова, с юности жившего среди войск боевой жизнью походов и сражений. Поразительно придирчивое внимание полководца к морально-психологическому обеспечению боя, простирающееся вплоть до установления текстов молитв и порядка их произнесения войсками перед столкновением с противником: «Когда неприятели приближаются, всему войску люда пристойна именно для христиан непреоборимая молитва; каждый из них пусть говорит: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь»; и таким образом пусть натиск производят на неприятелей, стройно медленно идя так называемым шагом… Пусть же дадут им условный сигнал либо рожком, либо другим музыкальным инструментом, чтобы, перестав идти, это же сказать им опять, ту же молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь» и «Христиан нас приими, удостоивая постоять нас за веру и за братьев наших и побороться до смерти, укрепляя и усиливая души, сердца и все тело наше, о Боже, крепкий во бранях и в силе ни с кем не сравнимый, молитвами родившей тя Богородицы и всех святых. Аминь» [11, с. 30–31].

Примечательно, что в трактате Никифора Фоки нет как вообще никаких упоминаний о кантаторах, так и о необходимости для стратига и архонтов умения говорить с войсками. Все внимание автора сосредоточено на молитве, которую в этот период можно рассматривать как жанр воинского дискурса.

О переменах, произошедших в сознании византийцев под влиянием религиозного пафоса общественной речи, говорит тот факт, что еще в «Стратегиконе» Псевдо-Маврикия возгласы «Господи, помилуй!» и «С нами Бог!» положено было произносить только при выходе из лагеря. Также выражалось сомнение в целесообразности употребления в бою крика «С нами Бог!» в пользу соблюдения тишины и порядка в строю, чтобы излишне не возбуждать людей и лошадей и обеспечить внимание к подаваемым командам. Только воинам задних шеренг необходимо было перед самым столкновением с врагами испускать устрашающий «рев». Во второй половине X века уже настолько полагались на слово Божие, что всякие суетные человеческие мудрования были отставлены, по крайней мере, военная риторика, которая находила еще широкое применение на полях сражений, в частности, самим Никифором Фокой, перестала регламентироваться военными трактатами.

Правление воинственных императоров Македонской династии, известного под названием «византийской реконкисты», основательно истощило людские ресурсы и привело в расстройство финансы Византии. Менее чем через полвека после царствования Василия II Болгаробойцы, «мечом раздвинувшего пределы» империи почти на треть, реалии возобладали над идеологией. «Справедливость – оружие войны»[21]

, – полагал Кекавмен, та самая справедливость, которая двигала в бой византийские полки почти полтысячелетия тому назад. В «Советах и рассказах Кекавмена» (XI в.), который только отчасти можно считать военным трактатом, вера и благочестие стратига уже не рассматриваются как залог победы над внешними врагами, но как средство сохранить ясность мысли, осторожность и умеренность в личной и общественной жизни, чтобы не навлечь на себя гнев переменчивых василевсов и особенно столичной и провинциальной бюрократии, недоброжелателей и завистников.

Кекавмен в своей трактовке значения и содержания речевой деятельности полководца фактически возвращается к установлениям «Стратегикона» Псевдо-Маврикия, по крайней мере, в части, касающейся умения слушать: «Беседуй со всеми и выслушивай речь каждого. И если говорящий тебе верное и умное слово – простой человек, не отсылай его. Может быть, бог хочет его прославить и вдохновил на мудрое слово. Не пренебрегай им из-за его низкого положения» [17, с. 141]. Современный американский устав FM 22-100 «Армейское руководство» (1999) также не столько акцентирует внимание начальника на умении говорить, сколько на необходимости выработки у себя навыка активного слушания в общении с подчиненными.