Воинский класс

Глаза Казакова сузились от гнева, но его логический ум начал медленно брать верх над эмоциями и разрабатывать план.

— Тогда я могу предположить, — сказал он с сарказмом, — что вы говорите со мной с борта частного самолета, над Средиземным морем, направляясь в какую-то безымянную африканскую страну, не имеющую с Российской Федерацией договора о выдаче?

— Я не такой ублюдочный наркобарон как ты, Казаков, — сказал Журбенко. — Я сделал все это для России. Да, я взял за это деньги и надеюсь, что смогу переправить жену и сыновей из страны, чтобы они смогли распоряжаться ими прежде, чем МВД заберет у меня все. Но я сделал все это ради матери-россии, чтобы вернуть ей что-то из потерянной силы и слияния в мире. Я не буду бросать свой пост и свою страну.

— Тогда я полагаю, что вам придется жить с последствиями ваших решений, генерал, — небрежно сказал Казаков.

— О, мне будет легко жить с этим, Павел, — сказал Журбенко. — Россия снова имеет на Балканах и в Западной Европе войска, на законных основаниях и с санкции ООН. НАТО сломлена, у нас есть мощный новый союзник в лице Германии, а каспийская нефть делает мою страну богатой. Я горжусь тем, что я сделал, Казаков, даже если меня посадят за это. Ваш танкер и ваш миллион баррелей для меня не имеют значения.

— Тогда, я полагаю, наши дела на этом заканчиваются, — сказал Казаков. — Вам понравится быть хорошим маленьким солдатиком в Лефортово. Помните, если уроните в душе мыло, не нагибайтесь, чтобы поднять его.

Казаков швырнул трубку с такой силой, что чуть не сломал свой спутниковый телефон за три тысячи долларов. Он пытался сохранять легкомысленный и ненапряженный тон в разговоре с Журбенко, словно потеря половины миллиарда долларов было для него плевым делом, но в действительности это был огромный удар. Так как нефть принадлежала ему от скважины до нефтеперерабатывающего завода, включая терминалы, и так как у него были заключены многочисленные «побочные сделки» с отдельными странами по транспортировке нефти, ни один его груз или корабль на Черном море не был застрахован, та как немного компаний в мире были готовы страховать наркоторговца и бандита[127]

. Кроме того, его инвесторы ожидали платежей вне зависимости от того, попадет ли нефть в трубопровод или нет, что означало, что ему придется выложить еще семь с половиной миллионов из собственного кармана. Было бессмысленно просить отсрочку, реструктуризацию или объявлять о банкротстве — ему предстояло либо заплатить, либо бегать всю оставшуюся жизнь.

Кроме того, потеря танкера в результате действий загадочной и очевидно очень мощной террористической группы — вероятно ударной группы ЦРУ или SAS — затормозит транспортировку грузов на всех принадлежавших ему танкерах. Это означало лизинг судов, что было недешево, и в любом случае эти танкеры также станут мишенью, что значило, что транспортные компании либо просто откажутся перевозить нефть «Метеоргаза», либо взымать солидные комиссионные, дабы компенсировать возможный теракт.

Было только одно решение: отвлечь внимание мира от себя на нечто иное.

Он вышел из своего кабинета и понесся к самолетному ангару. Хотя он по-прежнему перебрасывал «Метеор-179» с места на место с нерегулярными интервалами, большинство известных или предполагаемых баз в Грузии, Казахстане, России или Болгарии были под сильным наблюдением, и эта база в Румынии представлялась наиболее безопасной. Он прошел мимо охраны и нашел Петра Фурсенко, который стоял перед Мт-179, обеспокоено обсуждая с техником черные и серые полосы в передней части самолета — внутренние ракетные пусковые установки.

— Доктор, обеспечьте мне самолет в вечеру, — приказал он.

Техник, с которым говорил Фурсенко, отошел, радуясь, что смог сбежать от Павла Казакова.

— У нас есть проблемы, — сказал Фурсенко.

— Сейчас меня не интересуют проблемы, только работоспособность и результаты. — Фурсенко не ответил, лишь посмотрел себе под ноги.

— Ну? Что не так?

— Новые повреждения крыла после последнего пуска ракет…

— Я думал, вы решили эту проблему.

— Мы не могли произвести полную переработку пусковых установок, сохраняя самолет в круглосуточной оперативной готовности, как вы требовали[128], - пояснил Фурсенко. — Мы могли производить только мелкий ремонт и наложить эксплуатационные ограничения. Экипажу разрешалось использовать внутренние пусковые установки только в случае израсходования остального боекомплекта и непосредственной угрозы, при скорости не более ноль-восьми звуковой, перегрузки не более двух G и угле атаки не более пятидесяти, — Фурсенко знал, что от этого авиационного технотрепа у его молодого босса начинает болеть голова и быстро решил перейти на более-менее хорошие новости. — Тем не менее, мы исправили повреждения и я полагаю, самолет готов к вылету.

— А если вы ввели эксплуатационные ограничения, почему появились повреждения крыла? — Фурсенко заколебался и Казаков понял причину. — Должно быть из-за того, что Егоров и Стойка нарушили эти ограничения. Я прав?