Воины клевера

Мягкий свет не резал глаза. После ватной черноты, спасавшей его все это время, открывая глаза, он ждал невыносимой боли и уже приготовился опять зажмуриться, но, к его удивлению, ничего подобного не случилось. Мягкий свет обволакивал его, даря ощущение покоя и умиротворенности. И настолько это был приятно, что Ирил чуть не поверил, что опять оказался в своей темноте, зачем-то сменившей освещение. Но это было не так. Во-первых, не было моха. Последнее время (Ирил не мог сказать, сколько оно длилось: день, месяц» годы) мох был рядом непрерывно. Его сварливые интонации стали неотъемлемой частью нового мира Ланьи, И — без него он действительно свалился бы в небытие и плюнул бы на все. Ирил, правда, до сих пор не был уверен, что это так уж неправильно. Но мох неустанно трещал: дескать, нет, нельзя, плохо. Почему, не объяснял, но уверял, что так. А теперь его нет. Ирил перестал слышать его с того самого момента, как темная тишина стала плыть по частям, разрываясь на отдельные клочья. Такие же темные, но отдельные. Потом между ними стали появляться светлые пятна. И девичий голос стал слышнее. А потом Ланья узнал этот голос — Сова. И тишина лопнула. Лопнула, чтобы стать болью. Невыносимой и бесконечной. Перешедшей в итоге в этот мягкий дружелюбный свет. И вот где-то на этом этапе, между клочьями и светом, мох пропал. Просто перестал зудеть и пропал совсем. Когда Ирил это понял, он чуть не разрыдался. Правда, долго рыдать ему не дали — началась эта дикая свистопляска боли, но отчаяние от потери друга — мох уже воспринимался почти родным — было непереносимо. Это Ирил хорошо запомнил. Ну, раз остался жив, значит, моха еще найдем. Теперь разобраться бы, где именно жив. Сбоку раздался негромкий скрип. Как будто открыли дверь.

— Ирил! — Вот он, родной, не дававший ему уплыть голос. Сова. — Очнулся!

— Дз…а, аг-ха, С-совфа, — Ирил попытался повернуть голову. Не получилось.

— Лежи, не вставай, ты еще очень слабый, — мягкие руки аккуратно повернули его голову обратно.

Нежное прикосновение доставило столько удовольствия, что Ланья немедленно повернул голову опять. Чтобы его еще раз поправили. Сова поправила еще. Ирил улыбнулся.

— Да ну тебя, — возмутилась девушка. — Сказано же, нельзя тебе двигаться. Каще-е-ей!

Вот этот вопль, явно зовущий кого-то, Ирилу очень не понравился. Какой такой Кащей? Он нахмурился и попытался сесть. Ни черта не получилось. Тело просто отказывалось слушаться. Нет, парализован он не был. Просто все мышцы честно выслушивали приказ от головы — и так честно посылали ее подальше. Сил двигаться не было. Но разобраться с этим Кащеем все же было необходимо, и Ланья задергался, разрываясь между необходимостью и возможностью.

— У него судороги началась, — тревожно сообщила Сова кому-то, кто еще раз скрипнул дверью.

— Судороги? С чего бы? — удивился скрипучий голос с другого бока. — Не должно у него быть судорог. Эй, боец, ты как, жив?

В поле зрения Ирила, контрастируя с нежным, как руки Совы, светом, появился череп, обтянутый небольшим количеством кожи. Ирил вздрогнул. Черепов он навидался достаточно, далеко не все находки океана были радующими и безобидными, но с разговаривающим сталкивался впервые. Он немного подался назад.

— Действительно, судороги, — озадаченно произнес череп. — Счас чего-нибудь придумаем.

Ланья представил, что может придумать это чудище, и решил, что все-таки стоит поискать в себе силы и поговорить.

— Нн-не н-наддо п… пжи… пжи-ду-бывадь. Й-йа ш-шиффф…

— Он говорит!

— Чего ты сказал? — Череп вновь появился в поле зрения.

— Ж-жив-вой я. Ж-живой. Н-нет су-ддорог. Тяж-ж-жело прсто, — слова давались с трудом, но давались. И это радовало.

— Точно, живой, — обрадовался череп, оскалив в улыбке белые зубы. Картина получилась ужасающая. — Тогда мы тебя другим поправим.

Ирил в отчаянии закатил глаза.

— Эгей, не отключаться. Рано еще, — легкая пощечина заставила его резко их открыть. Череп продолжал скалиться, и Ланье очень захотелось его убить. Руки не работали, но оставалось еще одно средство. Он потянулся к линиям хальер. И вспышка боли погасила сознание практически мгновенно.

В себя он пришел от того, что в рот ему лилась какая-то жидкость. Машинально он глотнул и тут же судорожно закашлялся. Глемм-дош так не пьют.

— Ты, сынок, поаккуратнее с магией, — первое, что увидел Ирил, когда сфокусировал зрение, опять был участливо смотрящий на него череп. Он чуть не застонал от разочарования. — Зачем тебе магия-то сейчас?

«Чтобы убить тебя, — зло подумал Ланья. — Сова где?»

— Ирил, — ну наконец-то. Над ним склонилось родное лицо. — С тобой все в порядке?

— Д-да, — выдавил Ланья. Объяснять, что это вовсе не из-за глемм-доша, сил не было. Но череп оказался на удивление наблюдательным.

— Ага, — проскрипел он откуда-то сбоку. — С тобой ему значительно лучше. Мышечная реакция меньше. Ты так встань, чтобы быть в его поле зрения.

«А без тебя бы не разобрались», — попробовал закипеть Ирил, но не получилось. Сова, как обычно, гасила всю его злость.