Метрах в двадцати справа, за краем проталины, слабо копошились, пытаясь встать, опутанные ремнями упряжные олени, на которых приехали русские. Похоже, у животных были переломаны кости. Один олень был на ногах и отчаянно пытался убежать. Ничего у него не получалось — не пускал кожаный «хомут» и потяг, привязанный к перевёрнутой нарте. Он, конечно, утащил бы её, но труп его «напарника» играл роль мощного якоря. Левее и дальше бесновались собаки, впряжённые в гружёные нарты. Они просто с ума сходили от близости большого количества свежего мяса — рвались, рычали, взгавкивали. Лаять по-настоящему, похоже, они не умели. От упряжки к упряжке бегал мальчишка и успокаивал собак криками и ударами чего-то похожего на кнут. Чуть ближе на краю проталины пытался подняться на ноги воин, облачённый в костяные доспехи. Шлема на его голове не было, щит с крылом перекосился и мешал двигать руками. Рядом с ним находились два трупа: парня в кожаных доспехах и русского.
Во всём этом пейзаже больше всего Кирилла почему-то взволновали мучения оленей. «Раненых нужно добить, а уцелевшего отпустить на волю. Нехорошо так...» — подумал он и двинулся к оленям, на ходу переламывая ружьё. Только стреляная гильза из ствола не выдвинулась, а осталась на месте. «Ч-чёрт, заело! — мысленно ругнулся Кирилл. — Старый патрон, наверное». Он остановился и попытался подцепить латунный ободок ногтями. Ничего не получилось. «Ножиком надо, — сообразил аспирант. — Лезвием поддеть». Он сунул руку в карман, но нащупать перочинный нож под патронами не успел. Мощный удар в спину заставил его голову резко мотнуться назад. В глаза ударил сноп искр...
И наступила тьма.
Больно было во всех местах, но, в общем-то, не сильно — примерно как после нокдауна на ринге. «Тренер когда-то сказал, что приличного боксёра из меня не получится — голова слабая. А я, помнится, ответил, что это из-за мозгов, и перестал ходить на тренировки. Что это было? И почему так темно?»
Всё прояснилось довольно быстро. Оказалось, что он лежит на животе, уткнувшись лицом в свой «шлем». При этом край котелка больно давит между верхней губой и носом.
Кирилл встал на четвереньки и отбросил злополучную посудину в сторону. Первое, что он увидел, сфокусировав зрение, — удаляющаяся нарта с одним оленем и единственным седоком. Он глянул назад и всё понял: рыжебородого русского, утверждавшего, что его убили нехристи, на месте не оказалось. Зато рядом с Кириллом валялся его ржавый бердыш. «Похоже, он этой штукой мне по спине и врезал. Только у меня там нехилая подкладка оказалась. И сделал ноги...»
Слева раздался крик, и пострадавший аспирант повернул «слабую» голову. Костяной латник стоял, воздев к небу руки. В левой был зажат лук с оборванной тетивой, а в правой — полуметровый тесак. Пребывая в такой позе, воин хрипло и яростно вопил вслед беглецу:
— О, горе! Он ушёл, уехал он! О, горе! Сколько железа! Сколько волшебных предметов! О, горе — красноволосый не будет петь на костре пыток!! — и так далее.
— Хорош орать! — пробурчал Кирилл, поднимаясь на ноги и подбирая ружьё.
Оно находилось в «переломленном» виде, и Кирилл щёлкнул фиксатором, приводя оружие в боевое состояние. Правда, тут же вспомнил, что это бесполезно, и «сломал» его вновь. Наверное, это получилось слишком резко — стреляная гильза выскочила из ствола и упала на снег. «То-то же, — удовлетворённо подумал аспирант и вложил новый патрон. — Кончится эта война когда-нибудь или нет?!»
Вряд ли латник услышал пожелание, но тем не менее кричать перестал и уставился на идущего к нему Кирилла. Тот поднял ружьё, направив ствол прямо в лицо собеседнику, и грозно изрёк:
— Как выразился один еврей: стрелять так стрелять!
— Еврей — это кто? — опасливо поинтересовался таучин.
— Не важно! — заявил аспирант. — Будешь со мной сражаться? Попросишь смерти? Или имеешь другие мысли?
Латник зачем-то огляделся по сторонам и кивнул:
— Да, имею. Давай «станем друзьями». Меня зовут Чаяк. Я — «сильный человек».
Как ни был Кирилл ошарашен последними событиями, кое-какие нюансы таучинской этнографии он вспомнить всё-таки смог: «Первое выражение, помимо прямого, имеет и другие смыслы. Стать чьим-то другом может означать наняться к кому-то на работу — пастухом при стаде, каюром в торговый караван, гребцом на байдару. Нанять самому кого-то тоже означает «стать другом». В отличие от нравов «белых» людей, отношения хозяина и работника у таучинов обычно включали и собственно дружбу или, по крайней мере, доброжелательное отношение друг к другу.
Выражение «сильный человек» в зависимости от контекста имеет массу значений: физически крепкий, мудрый, богатый, удачливый, пользующийся авторитетом, имеющий много друзей или родственников. Причём физическая сила по значению стоит на первом месте и подразумевает воинственность, агрессивность. Только человек, обладающий данными качествами, может быть «богатым» — владеть чем-то сверх необходимого для выживания, например избыточным поголовьем оленей. И что же ему ответить?»
— Зачем нам «становиться друзьями»?