Воины снегов

— Мы оба — «сильные люди». Тебе не увезти свою долю добычи. Мне тоже. Придут менгиты и всё отнимут. Мы уедем вместе и будем очень богатыми.

«Во-от оно что! — догадался Кирилл. — У него на три упряжки только два погонщика, а собаки, в отличие от оленей, без каюра работать не будут. У меня же, как он верно заметил, транспорта вообще нет».

— По-моему, ты недостаточно «сильный», чтобы быть моим «другом», — проговорил аспирант, тщательно подбирая слова. — Но ладно уж, давай дружить! Меня зовут Кирилл.

— Давай, — с явным облегчением ответил Чаяк.

Лук свой он бросил на землю, переложил тесак в левую руку и пальцем правой провёл по лезвию. Потекла кровь. Воин шагнул к Кириллу и этой кровью нарисовал у него на лбу (измазанном, кстати, остатками каши) две горизонтальные линии. Тому, естественно, пришлось извлечь свой перочинный ножик и проделать аналогичную операцию над собеседником.

На этом Кирилловы силы иссякли — он опустился на снег и тупо уставился в пространство перед собой. Понять и принять случившееся было невозможно. При этом не оставалось никакой надежды на то, что всё происшедшее сон или бред — мир вокруг слишком реален...

Новые знакомые (или уже родственники?) учёного не тревожили — они как бы утратили к нему интерес и занялись подготовкой к отъезду. Эта подготовка включала «похороны» погибших, сбор имущества и трофеев. Кирилл смотрел на их манипуляции словно из другого мира, словно сквозь толстое стекло, создающее эффект присутствия, но позволяющее зрителю оставаться в полной безопасности на своём диване. Он смотрел и тихо (по-идиотски!) радовался тому, что не должен участвовать в переноске трупов и в таучинском похоронном обряде — от христианского, как известно, он отличается очень сильно.

«Наверное, вот так люди сходят с ума или, по крайней мере, зарабатывают тяжёлые нервные расстройства, вроде патологического раздвоения личности... А чего, собственно, ожидать, если оказываешься в ситуации, «несовместимой с жизнью»? С той жизнью, которую полагаешь единственно нормальной? Нет-нет, не надо обольщаться многочисленными примерами из художественной фантастики — сказки это... А в реальности... В реальности супермен, наверное, сподобится лишь на быстрый суицид, а нормальный человек впадёт в маразм — «потеряет себя». И агония будет долгой... А я... Я ведь не супермен!»

Кирилл сидел, сидел на снегу и вдруг почувствовал, как сквозь синтетику тёплых штанов к его ягодицам подбирается холод. А ещё он ощутил (не понял, а именно ощутил!), что весь этот бред последних дней и особенно часов для него приемлем. Что жить в ЭТОМ он, пожалуй, сможет — должен смочь! Может быть, вот к этому его и готовили, превратив детство в какой-то кошмар? Или он сам готовился, подчиняясь некоей Высшей воле? Может быть (да не может же!!), вот здесь и сейчас начинается его настоящая жизнь? А всё остальное было как бы подготовкой, было НЕ настоящей жизнью?!

Всерьёз заниматься самоанализом, рассуждать, подбирать аналогии и литературные примеры Кирилл был не в состоянии. Но у него вдруг возникло чувство, будто он только что перелез, перевалился, переполз через некую грань или рубеж собственного бытия. И здесь — за барьером — ему придётся мобилизовать все силы, все способности, включая и те, о которых он лишь подозревает.

Кирилл поднялся на ноги и отряхнул от снега штаны.

Облизал потрескавшиеся губы, сплюнул на снег и пошёл собирать свои вещи.

Как оказалось, погибший молодой человек был племянником Чаяка, что в понимании таучинов почти равнозначно сыну. Чаяк, однако, не выглядел убитым горем, а скорее гордился парнем и его геройской смертью. А вот второй покойник... Это была женщина, причём пожилая — лет 35—40. Маленькая, сухонькая, жилистая, с морщинистым тёмным лицом и полуседыми сальными волосами, туго заплетёнными в две тонкие косички. Что же произошло, почему она погибла?! Да ничего особенного...