— Такого не было много лет! — гордо выпятил грудь воин. — Когда-то таучины кочевали возле большой реки. Они часто сражались с менгитами. Потом те, кто остался в живых, ушли далеко в тундру — много лет назад.
— Так вот, Чаяк, я думаю, что русские не совались сюда, потому что им нечего было тут делать — у вас нет пушнины для ясака. А теперь... Теперь у них не оказалось выбора!
— Не понимаю!
— Попробую объяснить. Кто такой раб, ты знаешь, — это человек, который должен делать то, что хочет его хозяин. Грубо говоря, все русские являются рабами своего царя.
— Все?! Жалкий народ... Но этот царь живёт далеко!
— Не важно! Он умеет повелевать на расстоянии. Менгиты пришли сюда для того, чтобы добывать для него красивые шкурки зверей — добывать сами или забирать их у мавчувенов и таучинов. Для этого царь даёт им «огненный гром» и немного еды.
— Даже самые мудрые старики не могут понять, зачем русскому царю столько бесполезных шкурок. Он что, украшает ими свою одежду, как женщина?
— Главным образом он выменивает на них у других царей нужные ему вещи.
— А другим-то они зачем?! — продолжал недоумевать Чаяк.
— Ох-хо-хо-о... Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, — уклонился Кирилл от сложной темы. — А сейчас о другом. Ты забрал у русских два «огненных грома» и считаешь, что поступил правильно, да?
— Конечно! Я... то есть мы честно победили их!
— Как же тебе объяснить... Понимаешь, эти ружья не принадлежат тем, кто с нами сражался. Они принадлежат русскому царю. На них стоит его клеймо — вот смотри!
— О, да — двухголовая птица...
— Если пастухи пасут чужое стадо и теряют самых лучших оленей, как поступает хозяин?
— Заставляет искать их, конечно... Или отдавать своих... То, что ты говоришь, звучит разумно. Но мне это не нравится! А как... Как ты оказался близ Вихлястого ручья?
— Мы с Луноликой на оленях катались, — проговорил Кирилл и сразу же вспомнил, что глагол «кататься» (с женщиной!) в таучинском языке имеет несколько значений. И русское «развлекаться быстрой ездой» среди них совсем не основное.
— С Луноликой?!
— Ага, — подтвердил учёный и почувствовал, что краснеет.
— И она тебе... А ты её?!. — Похоже, факт соития нового «друга» с этой женщиной взволновал таучина значительно сильнее, чем наличие рядом со стойбищем многочисленных врагов.
Кирилл решил, что терять уже нечего, и заявил твёрдо:
— Да! Она будет моей женой «по дружбе»!
— Однако... — почесал выбритый затылок Чаяк. — Ты сделал не лучший выбор. В год плохой охоты я привёз её сюда из нашего посёлка. Но никто, кроме Шамгына, не захотел иметь такую жену — она очень своевольна и груба, у неё слишком острый язык. Да и Шамгыну пришлось дать много подарков. Кроме того, она то ли бесплодна, то ли отказывает мужу в ласке — кончается четвёртая зима замужества, а живот её так и остался плоским.
— Что ж ты раньше не сказал?! — с некоторым облегчением изобразил обиду Кирилл. — Я уже согласился...
— Разве ты спрашивал меня? — вскинул бровь Чаяк. — Впрочем, она легка на бегу и умеет вкусно готовить... Когда захочет, конечно.
Он явно темнил, что-то недоговаривал. Однако раскручивать своего «друга» Кирилл не стал: собеседник явно хотел спать и поддерживал разговор из последних сил, дабы не «потерять лицо».
«На самом деле ему всё сейчас пофигу, — подумал Кирилл. — В том числе и то, что через несколько часов его убьют. Что ж, в моём мире все, кто имел дело с таучинами XVIII—XIX веков, в один голос отмечали, что они «на смерть лёгкие». Ну, не боятся они её! Для какого-нибудь горожанина утопить котят, которых родила любимая кошка, целая проблема. А люди, живущие за счёт животных, видят смерть, имеют с ней дело чуть ли не ежедневно. Своя ли, чужая — дело житейское. Вихлястый ручей далеко — сражаться и умирать нужно не сейчас, так чего ж переживать?!»
— Мне кажется, — вежливо проговорил Кирилл, — что тебе нужно полежать в пологе и всё обдумать, правда?
— Угу, — кивнул купец и разбойник, явно засыпая «на ходу». — В тундре много сильных воинов, и все (ну почти все!) они мои друзья... Можно собрать их, перебить ясачных мавчувенов, сжечь деревянное стойбище, а самих менгитов переправить к предкам — как в старину. Но боюсь, что в этом году мы не успеем — скоро наступит время отёла, и никто не захочет воевать...
— Шёл бы ты спать, Чаяк, — пробормотал учёный. — Когда нас начнут резать, я тебя разбужу...
«Эх, ма! — вздохнул Кирилл, когда „друг“ удалился. — В нескольких десятках километров от стойбища на снегу темнеет пятно — олени и люди. Луноликая доходчиво объяснила, что вся тундра знает, кто где когда кочует, и на чужую территорию не заходит, если только в гости. Возможность набега соседей женщина отмела сразу — таучины никогда не воюют друг с другом, хотя ссорятся часто. Мавчувены же и собственные стойбища защитить не могут, где уж им нападать на чужие. А вот русские...