Воины Солнца и Грома

– Скажи, где здесь брахмачарин – ой, как же его? – Шивадаса? – спросила стражника первая девушка.

– Там, под баньяном, возле поленницы. Как раз окончил дрова колоть.

В тени баньяна сидел, прислонившись к стволу, хорошо сложенный юноша. Давно не стриженные светлые волосы его падали на плечи. Загорелое тело прикрывала лишь шкура антилопы на чреслах. Красивое правильное лицо с холодными голубыми глазами при виде девушек озарилось на миг приветливой улыбкой и тут же снова обратилось в бесстрастную маску.

– Лаодика, Михримах, привет вам! Что, не слишком царское занятие для царевича, даже гонимого?

– Здравствуй, Стратон! С этим топором я бы приняла тебя за раба. Да этот гуру Шиваракшит просто издевается над тобой! Еще и имя тебе придумал – Шивадаса, «раб Шивы»…

– Да нет же, «даса» по-индийски не только «раб», но и «слуга», – поправила подружку темноволосая Михримах.

– Кто хочет повелевать, должен научиться повиновению. Мы, эллины, слишком много болтали о свободе и кичились ею, пока не погибли все наши царства, – сумрачно усмехнулся юноша. – Эллады больше нет – есть провинция Ахайя. Кажется, на Боспоре еще правят эллинские цари…

– Да это же полуварвары, смесь фракийцев с сарматами!

– Зато наш отец, Гермей, был истинным эллином. Чистым, как кусок сахара. Поэтому мы с тобой, сестричка, и оказались здесь. Что, Михримах, твой отец еще не надумал выдать нас Куджуле?

– Как ты можешь так говорить! – вспыхнула парфянка.

– Почему? Как хороший царь, он заботится о благе своего царства. Отчего бы ему ради мира с кушанами не выдать им каких-то двух яванов?

– Нет-нет, Фраат ни за что не поступится честью… Скажи лучше, не трудно ли тебе предаваться аскетизму? Ты ведь у нас почитатель Аристиппа Киренского, высшим благом считаешь наслаждение, – лукаво подмигнула Лаодика.

– Духовные наслаждения выше телесных, так учил Эпикур. Но даже он не понял: наивысшее наслаждение – власть! Власть над своим телом и духом. Настоящему йогину все равно, есть сто раз в день или раз в сто дней. В горах я часами сидел на вершине, под ледяным ветром, и снег таял, таял от моего духовного жара – тапаса!

Голос царевича звучал вдохновенно, голубые глаза горели каким-то диким восторгом. Лаодике вдруг вспомнился варвар из дружины Куджулы. Золотоволосый, как эллин, он яростно рубился с солдатами Гермея, а вслед за ним во дворец ломилась толпа вооруженной чем попало беграмской черни.

– Помню, когда я гостила у вас в Беграме, ты был такой гордый и непослушный, а теперь во всем повинуешься Шиваракшиту, – сказала Михримах.

– Повиноваться гуру – еще одно наслаждение. Внимать мудрости, что передавалась от Учителя к Учителю с тех времен, когда не родились ни Пифагор, ни Орфей, ни Зороастр! Что перед этим наша диалектика – искусство пустых споров!

– Говорят, шиваиты знают, где под развалинами городов спрятано оружие богов, астравидья, и как им владеть. Или это сказки? – нарочито небрежно спросила парфянка.

– Астравидью незачем искать по подвалам, – снисходительно усмехнулся Стратон. – Это не железки вроде того меча Куджулы. Ее можно вселить в стрелы, в крюк, вызвать из воздуха, если знать мантры и уметь сосредоточить свою духовную силу… – Он осекся, заметив неудержимое любопытство в глазах Михримах.

– И почему же мелуххи не смогли таким страшным оружием одолеть арьев? – спросила Лаодика.

– Это гуру не говорил. Зато рассказывал об упадке духа среди мелуххов. Что ж, мы, эллины, – молодой народ. Мы овладеем древними тайнами и тогда станем действительно достойными владеть миром!

Из-за широкого ствола баньяна вдруг вышла девушка, одетая лишь в низко повязанную красную дхоти, оставлявшую открытыми тонкую талию и живот. На темной коже блестело сердоликовое ожерелье, ниспадавшее в ложбину между пышными грудями. В ее гибком подвижном теле было что-то змеиное, а черные глаза смотрели загадочно и дерзко.

– Вот как! Оказывается, тут брахмачаринам есть с кем отдохнуть от аскетических подвигов, – рассмеялась гречанка. – Ты, наверное, девадаси – танцовщица бога?

– Я не просто девадаси. И не блудница, как ты думаешь. Я – шакти твоего брата.

Она погрузила руку в длинные густые волосы Стратона, а тот обнял ее за широкие бедра.

– Шакти – это рабыня, мечтающая стать царицей? Или хотя бы царской наложницей? Но у моего брата нет ни роскошных дворцов, ни гарема.

– У него есть гораздо большее: дар Ужасающего, который нужно лишь разбудить. А шакти – больше чем царица. Моя любовь открывает в нем великую духовную энергию. И эта любовь – не та, которую вы, яваны, зовете платонической. Недаром ваш Платон ничего не смыслил в магии.

Индианка с вызовом взглянула на царевну. Гася готовую вспыхнуть ссору, Михримах примирительно сказала:

– Вот и хорошо, что Стратон соединит эллинскую мудрость с брахманской. При такой прекрасной наставнице… Знаешь, я завидую вам, индианкам. Если бы мы с Лаодикой посмели появиться перед мужчинами в одних дхоти, даже в такую жару, как сейчас…