Воитель

Но куда идти? Вот в чём вопрос. Судя по словам женщины по имени Рейчел, я находилась где-то на западном побережье Северной Америки, что не сильно определяло, где именно я была. Если Михаил мог попасть в остальной мир, то проблема была в том, что на пути к спасению стоял полёт, а я не отрастила крылья. С другой стороны, ни у кого в толпе на церемонии, казалось, не было ничего выступающего под одеждой, включая Михаила. А это мне кое-что напомнило.

То, что я знала об ангелах, происходило главным образом из «Догмы». Вообще я не смотрела фантастические фильмы — у меня был ненасытный аппетит к реальной жизни, нормальным людям, повседневным событиям. Но я не могла устоять перед «Догмой». В том фильме у ангелов не было гениталий — может быть, и у этих тоже нет. Может быть, все эти разговоры о безбрачии объяснялись тем, что у них не было другого выбора.

В конце концов, я не видела тут ни одного ребёнка. Может быть, мне не о чем беспокоиться. Хотя то, что кто-то должен был пить мою кровь, трудно было игнорировать, но он даже не смотрел в мою сторону.

Надо было уходить прямо сейчас. Но я была голодна, измучена и совершенно потрясена. Если сбегу в таком состоянии, то далеко не уйду. Я поступила так, как предложил Михаил — проверила холодильник и нашла сыр, фрукты, йогурт, все мои любимые продукты. В дверце холодильника стояли бутылки с норвежской и шотландской водой и банки диетической колы.

Я никогда её не пробовала. Я часто видела её в кино, они называли это рекламой. Но содовая в монастырской школе была запрещена, а в Кастелло ничего подобного никогда не появлялось.

Понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, как открывается крышка. Послышалось шипение, и коричневая жидкость выплеснулась из маленькой дырочки, которую я создала. Я сделала крошечный глоток.

И в ужасе выплюнула её. Неужели людям действительно нравилось это дерьмо?

Но это был мой новый мир. Не только Шеол, но и мир за его пределами, где я твёрдо намеревалась оказаться, и все, казалось, пили это вместо воды. Я сделала ещё глоток, позволив пузырькам обжечь язык, а потом проглотила. Не намного лучше.

Я вытащила сыр и крекеры, надеясь перебить вкус, и уселась на белый диван перед раздвижными стеклянными дверями, выходящими на океан. Еда не совсем убила вкус, но сделала его чуть более приятным, и я с трудом проглотила банку, затем заставила себя взять ещё одну.

Наступали сумерки. Сколько сейчас было времени в Италии? Знала ли графиня, что Педерсен мёртв и что именно я убила его? Да и имело ли это значение?

Подул морской бриз, и я чувствовала вкус соли на губах. Какая-то часть меня жаждала того, чтобы ощутить воду на своих ногах, на своей коже. Но я была измучена всем, что мне пришлось пережить.

Я с тоской посмотрела на кровать. Причин незамедлительно сбегать не было. Будет лучше сначала акклиматизироваться в этом странном месте. Кроме того, я никогда в жизни так не уставала.

Я взяла третью банку содовой и подошла к кровати. Она была больше, чем моя узкая кровать в Италии, но меньше, чем кровати в кино. Для меня одной она была вполне большой, и я растянулась на ней, поставив открытую банку содовой на боковой столик.

Это было греховно и божественно удобно. Могло ли что-то быть и тем, и другим? С другой стороны, это прекрасно описывало бы падшего ангела. Греховный и божественный. Захватывающее противоречие, и если бы всё было иначе, я была бы более чем счастлива остаться здесь и исследовать всё. Михаил не представлял для меня никакой угрозы — этот брак был фиктивным, не более того. Он продолжал настаивать, что соблюдает целибат, и его не интересовали ни моё тело, ни моя кровь. Не было никакой веской причины так спешить.

Вот только мне было трудно поверить в безбрачие, если предположить, что у него есть всё необходимое оборудование. Было что-то в нём, в его напряжённости, в том, как он двигался, как он смотрел на вещи, на меня, что казалось… сексуальным. Не то чтобы у меня был большой опыт в этом вопросе, но я знала разницу между существами, которые демонстрировали бесполое присутствие, и теми, кто излучал сексуальность. Михаил, несмотря на все свои протесты, определённо был последним.

Нравилось мне это или нет, но, когда я смотрела на него, я что-то чувствовала. Я не могла определить, что именно, да и не хотела выяснять, но это вызывало у меня беспокойство, раздражение, волнение. Как будто я чего-то от него хотела, но не знала, чего именно.

Он совсем не в моём вкусе. Мне нравились милые, нежные мужчины, которые не пытались указывать мне, что делать. Мне по горло хватило графини и Педерсена. Меньше всего мне хотелось, чтобы мной командовал суровый, холодный мужчина.