Воитель

Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что что-то не так. Кожа под моей головой была холодной, почти липкой. Моя голова лежала у него на груди, а его сердцебиение, обычно такое сильное, было слабым, прерывистым.

Свет ослепил меня, когда защитное одеяло исчезло. Он отпустил меня, и я поняла, что его крылья были вокруг меня, защищая меня, баюкая меня. Та же перистая мягкость покрывала нас, когда мы занимались любовью в его комнате. Благословение, защита. Любовь.

Но его руки упали, крылья исчезли, и он неподвижно лежал на земле.

От тела Михаила исходило слабое свечение, гораздо более сильное, чем моё. Я посмотрела на Михаила и поняла, что он умирает.

Его глаза были закрыты, лицо бледное под порезами и синяками, которых раньше не было. Его рубашка была изорвана в клочья, и я в ужасе уставилась на него.

Татуировки исчезли с его тела, все метки, которые танцевали на его золотистой коже. Обереги и защита исчезли, и я прекрасно понимала, что не Портал забрал их. Они всё ещё танцевали у меня на руках. Он отдал всё мне и вошёл в Портал без всякой защиты.

— Ты идиот! — крикнула я ему. — Забери их обратно.

Его тёмные глаза дрогнули, открылись, но они были тусклыми, бледными.

— Не могу, — еле слышно ответил он. — Берет… слишком… много.

— Не смей умирать на мне, придурок! — сказала я. — Ты не можешь жить тысячелетиями, а потом умереть из-за моей глупости.

— Не… глупая, Виктория Беллона.

Улыбка была призрачной на его избитом лице, и я знала, что он делает это просто, чтобы досадить мне. Даже умирая, он всё ещё пытался меня разозлить.

— Я не позволю тебе умереть, — закричала я, сжимая его сильные плечи.

Они были холодными на ощупь, его жизненная сила ускользала.

— Ты ничего не можешь сделать.

Мне хотелось выть, кричать, плакать. Он не мог так поступить. Не только со мной, но и с Падшими. С миром.

Я попыталась встряхнуть его, но он был слишком тяжёлым.

— Не оставляй меня, — не знаю, откуда взялись эти слова, и мне было всё равно. — Я лю…

Прежде чем я успела закончить проклятую фразу, он схватил меня за руку из последних сил и притянул к себе, чтобы поцеловать.

Затем его рот обмяк под моими губами. Он отпустил жизнь, оставив меня в зловещем мире Темноты.

ГЛАВА 23

Я ОПУСТИЛАСЬ НА КОЛЕНИ В ТРАВУ РЯДОМ С ЕГО БЕЗЖИЗНЕННЫМ ТЕЛОМ, и на краткий миг мне захотелось кричать, плакать и ругать того Бога, которому он якобы служил. Но только на мгновение.

— Нет, — решительно и спокойно ответила я.

Я понятия не имела, что делать, и могла действовать только инстинктивно. Сделать то, что велит мне сердце. То, что сказала мне моя кровь.

У меня не было ничего, чем я могла бы разорвать свою плоть, но если будет необходимо, я разорву кожу на запястье зубами. И тут я вспомнила о тонком кусочке металла, который спрятала в складках платья.

Мне потребовалось драгоценное время, чтобы просунуть руки сквозь ткань. Я искала его, молясь, чтобы не потеряла его в машине, сарае, реке. Я полоснула им по запястью, и хлынула кровь. Не обращая внимания на тошноту, я приложила запястье к его губам, заставляя кровь затекать ему в рот.

Он не двигался. Я притянула его к себе на колени и прижала к груди, смазывая его прекрасный рот своей алой кровью.

Его глаза были закрыты. Казалось, вся жизнь покинула его, и всё же я почувствовала слабое шевеление в теле, которое так крепко держала. Оживление.

Я схватила запястье другой рукой и попыталась сжать его, как выжимают сок из апельсина, но постоянных капель было недостаточно.

Я потянулась к шее, нащупывая артерию. Смогу ли я разрезать её и впоследствии выжить? Я слышала, что если заденешь артерию, то автоматически истечёшь кровью и умрёшь. Конечно, это было в мире без вампиров и ангелов, которые пили кровь.

«Крайняя мера», — решила я. Я была готова умереть во имя его спасения просто потому, что не могла вынести мысли о жизни без него. Я отказывалась думать, почему. Я только знала, что мир будет невыносим без его редкой, ослепительной улыбки. Я не позволю ему умереть.

Я посмотрела на своё тело. Я не была наделена большим количеством лишней плоти, но бледная выпуклость над моей грудью была достижима. Я позволила себе слабый стон предвкушения, а затем провела металлом по коже.

Наградой стало столько крови, что мои руки были липкими от неё. Используя всю свою силу, я притянула его коматозное тело к себе, прижимая его рот к разорванной коже, желая, чтобы он жил.

— Пей, тупой придурок, — прошипела я, поглаживая ушибленную кожу на его лице.

Нежно, как мать, я запустила пальцы в его короткие каштановые кудри. Понемногу я начала ощущать, как его рот посасывает мою кожу.

Я чувствовала, как медленно бьётся его сердце, становясь сильнее. Он поймал меня, держа неподвижно, пока пил из меня, испивал жизнь. Ему не нужно было знать, что я даю ему всё, что могу. Как давно я его знаю? Но это не имело значения. Последние несколько дней показались вечностью, и только они имели значение.