Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Выйдя из клиники, Антон Павлович возвратился в Мелихово и уже поспешил написать А. И. Эртелю о состоянии своего здоровья: «Самочувствие у меня великолепное, ничего не болит, ничего не беспокоит внутри, но доктора запретили мне vinum[32] движение, разговоры, приказали много есть, запретили практику — и мне как будто скучно» (17 апреля 1897 года). Затем он стал собираться за границу. Он поехал сперва в Биарриц, но там его встретила дурная погода, которая так все время и продолжалась, и он не почувствовал себя удовлетворенным. Вскоре он переехал в Ниццу. Здесь он надолго и прочно поселился в «Pension Russe» на улице Gounod

[33]. Жизнь его здесь, по-видимому, удовлетворяла. Ему нравились тепло, культурность, «ложе, как у Клеопатры» в его комнате и общение с такими людьми, как профессор М. М. Ковалевский, В. М. Соболевский, В. И. Немирович-Данченко⁹⁶

и художник В. И. Якоби. Приезжали туда и И. Н. Потапенко и А. И. Сумбатов-Южин, с которыми Антон Павлович наезжал иногда в Монте-Карло и поигрывал в рулетку.

В Ницце Антон Павлович прожил осень и зиму и в феврале 1898 года засбирался в Африку, но профессор М. М. Ковалевский, с которым он хотел поехать туда, заболел, и от путешествия пришлось отказаться. Подумывал он и о поездке на остров Корсику, но и это ему не удалось. К тому же он перенес в этом месяце в Ницце тяжелую болезнь. Зубной врач француз очень неискусно вырвал у него зуб, заразил его грязными щипцами, и у него приключился периостит в тяжелой форме с полной тифозной кривой. По его словам, «он лез от боли на стену». К этому еще стало присоединяться убеждение в безнравственности проживания в Ницце: «Смотрю я, — пишет он А. С. Суворину, — на русских барынь, живущих в Pension Russe, — рожи скучны, праздны, себялюбиво праздны, и я боюсь походить на них, и все мне кажется, что лечиться, как лечимся здесь мы (т. е. я и эти барыни), — это препротивный эгоизм» (14 декабря 1897 года).

И вот, едва только наступила весна 1898 года, как его уже неудержимо потянуло в Россию. Вынужденное безделье утомило его, ему недоставало снега и русской деревни, и в то же время его беспокоила мысль о том, что, несмотря на климат, на хорошее питание и на безделье, он нисколько не прибавился в весе. «По-видимому, я никогда уже более не поправлюсь»⁹⁷, — писал он одному из знакомых.

Пока он находился в Ницце, Франция переживала беспокойные, тяжелые дни. Разбиралось вновь дело Дрейфуса. Чуткий ко всему, Антон Павлович принялся за его изучение по стенограммам и, убедившись в невиновности Дрейфуса, написал А. С. Суворину горячее письмо, охладившее их отношения. Но об этом я писал уже в своем месте.

Март 1898 года Чехов провел в Париже, где познакомился со знаменитым скульптором М. М. Антокольским. Благодаря этому знакомству город Таганрог получил для памятника фигуру Петра I работы этого скульптора и для тамошнего чеховского музея — ценную скульптуру его же работы «Последний вздох». В мае Антон Павлович вернулся наконец в Мелихово. С его приездом здесь все ожило. Опять стали приезжать гости, но он уже не шутил, как прежде, был задумчив и, вероятно, из-за своей болезни, стал мало разговаривать. Как и прежде, он ухаживал за розами, обрезал кусты. В это время сестра затеяла постройку мелиховской школы, и он очень был этим заинтересован, но… прошли счастливые дни Аран-жуэца! «Цветы повторяются каждую весну, а радости нет» (из «Иванова»).

В Мелихове Чехов прожил до сентября. Начались спозаранку дожди, запахло осенью, и 14 сентября писатель отбыл в Ялту. Ему предстояла альтернатива: или опять Ницца, или Ялта, но ехать снова за границу ему не хотелось, и он предпочел Ялту, рассчитывая, что, быть может, он зимою улучит время и съездит ненадолго в Москву, где должна была идти его «Чайка» в Художественном театре. Его выбор оказался удачным. Осень и зима в Ялте были превосходны, и он чувствовал себя там отлично. Но в октябре нашу семью постигло несчастье. Наш отец приподнял в Мелихове с полу тяжелый ящик с книгами, и у него произошло невправимое ущемление грыжи. Пока по отвратительной грязной дороге его довезли до станции (13 верст), пока три часа везли в поезде в Москву и пока поместили в клинику, кишка у него омертвела и явилась необходимостью вскрывать брюшную полость. Отец не выдержал операции и умер. Мы похоронили его в Новодевичьем монастыре, и я, мать и сестра с грустью возвратились в Мелихово. Я прошел по пустынным комнатам. Брата Антона нет — он в Ялте; отца нет — он в могиле; «прекрасной Лики» тоже нет — она в Париже. Даже нет нашего вечного друга А. И. Иваненко — он навсегда уехал к себе на родину. Опустело наше Мелихово! Точно один отец занимал весь наш дом, — так почувствовалось в Мелихове его отсутствие.