В сердце закралось волнение, словно происходило что-то необычное, о чём я не знаю, а ещё будто я была здесь когда-то давно и забыла. Здесь внезапно о многом забылось – так величественен и ажурен был купол над моей головой. И ощущение светлого и большого, как вся Вселенная, как Бог, коснулось моего робкого сердца, но затем я опустила взгляд и увидела охранников, закрывших нас от входа спинами в бронежилетах. Сразу же из-за них появились те двое, что задержались.
Они вышли в проход, обвешанные корзинами с цветами. Бойкие мальчишки-служки тоже несли корзинки. В мгновение ока проход между скамеечками и пространство у алтаря были украшены цветами. Аромат мелких алых розочек, белых лилий, крупных экзотических фиолетовых орхидей и трав смешался с запахом воска и ладана. У меня перехватило дух, закружилась голова ещё сильнее.
– Что это значит, Джек? – моё сердце билось о рёбра, выскакивая.
– Я беру тебя в жёны, – ответил он и быстро надел чёрный смокинг, который подал ему стриженый водитель.
Ветерок, пролетевший под сводами и всколыхнувший волосы на наших головах, не смог развеять моё ошеломление и возмущение. Я выдернула свою руку из ладони медведя.
– Но Джек! Я не могу так!
– Не волнуйтесь, Саша, всё хорошо. Выходы закрыты, тут безопасно, – уверил меня Рафаэль и, протягивая большую белую коробку, показал на резную дверцу в алькове: – Там вы сможете переодеться. Монахиня вам поможет.
– Ты не можешь всё решать за меня! – рассердилась я на Джека.
Он склонил голову, пытаясь сохранять спокойствие.
– Могу. На том основании, что я – мужчина. И в нашей семье, повенчаны мы или нет, я – главный. Ты сама говорила про танец, про партнёров! Я веду! – Он облизнул губы и засунул руки в карманы. – Ты сказала, что хочешь много цветов, меня в смокинге и платье со шлейфом. Вот, – он мотнул подбородком, – всё есть. Или мало цветов? Сейчас скажу, привезут ещё.
Из-за алтаря появился священник, самый настоящий, католический, в белой пелерине поверх чёрной рясы. С простым, массивным крестом на груди. У священника были тонкие, благородные черты лица, и мне стало сразу неловко перед ним устраивать сцены, но… всё было не правильно!
– Трез секундаз, падре, – сказал ему Джек и слегка поклонился.
Я всплеснула растерянно руками и… расплакалась.
– Что с тобой, балерина?! – Джек бросился ко мне, вмиг растеряв всё своё тиранское «я – мужчина и никаких гвоздей». Прижал меня к себе, отстранил, вглядываясь, снова прижал. – Малышка, ну, ты чего? Я же тебя люблю!
– Я не могу, – рыдала я, вытирая нос, – всё это… Я не могу-у-у!
– Почему?! Ты же сказала «да». А я выполнил все условия…
– Просто… просто… – я задыхалась во всхлипах, – это переоформление компании, эта внезапность, этот собор…
– Тебе не нравится собор? – всполошился Джек. – Но он же самый красивый в Венесуэле! Но ладно, есть ещё церквушка, и там подальше храм Святого Франциска…
– Нет! Джек! Эти проклятые убийцы-ы-ы-а… И ты имя заранее дал китёнку… Ты как будто завещание подписываешь… Джек, Джакобо, медвежонок, родненький, я бою-ю-юсь!
– Фух, – выдохнул Джек и вытер пот с высокого лба, затем подул мне в нос и улыбнулся: – Глупенькая. Кроха моя! При чём тут завещание?! Я просто хочу всё делать правильно! Делать всё, что хочу. Прямо сейчас! И больше никогда и ничего не откладывать, понимаешь? Сколько можно уже?!
Я сглотнула слёзы и взглянула на него.
– А Рупперт и Девенпорт? Они ведь будут продолжать на тебя… о-охоту, – с трудом выдавила я последнее слово.
– С ними всё скоро будет кончено, – встрял Рафаэль.
– Я написал электронное заявление в Комиссию по ценным бумагам США и в ФБР, в отдел, который занимается экономическими преступлениями. Уилл Баррел в курсе, он предоставит экспертам мой отчёт.
– Когда ты успел? – расширила я глаза.
– Ещё у себя в кабинете. До того, как мы просекли след по переводам пропавших денег.
– Но аудиозапись…
– Это просто будет последним гвоздём в замок на решётку их камер, – уверенно заявил Джек. – Вне зависимости от этого, их задницы скоро будут поджариваться с пристрастием. Простите, падре!
Священник улыбнулся и посмотрел на часы. Мальчики-служки зажигали свечи и лампады. Цветы пахли и ждали моего «да», как и любопытные старушки в мантильях. Надеюсь, в складках кружев не спрятан кольт и автомат Калашникова…
– Почему ты не сказал мне сразу? – спросила я.
– Хотел сделать тебе сюрприз.
– Так и до инфаркта можно довести, – пробормотала я, вытирая слёзы.
– Если захочешь, мы потом проведём церемонию с семьёй, с твоей и моей, столько раз, сколько пожелаешь, – пылко заговорил Джек, – в Сан-Хуане, в Нью-Йорке, в Ростове, хоть в Париже или в Ватикане на площади Святого Петра. Но я хочу, чтобы ты стала моей женой прямо сейчас!
Я шморгнула носом и улыбнулась.
– Ладно, давай начнём хотя бы здесь… Обвенчайте нас, падре, – попросила я священника.
Он ответил на удивительно приятном английском:
– Я думал, вы, сеньорита, сначала захотите облачиться в платье.
– Точно, платье, – кивнула я. – Хотя уже какая разница?
Джек запротестовал:
– Нет, балерина, ты же сказала: платье, значит, платье.