Волчата

К счастью, через несколько дней через село проходила большая группа партизан, среди которых оказался и Боро. Дед зазвал партизан к себе на чарочку.

Когда разговорились, старый Джуро упрекнул командира и комиссара отряда в том, что те упустили усташского шпиона.

— Не бойтесь, — успокоил его командир, — на Козаре он больше не появится. Он уже тогда в штаны наложил от страху!

— Это вам он ничего не может сделать, а нам, беззащитным… И как вы такое допустили? — ворчал дед.

— Все бывает. И наши убегают из плена, а случается, и фашистам удается от нас сбежать. Конвойный, который за ним не уследил, за ротозейство заплатил жизнью.

— Что уж теперь говорить!.. Вот листовки. Ребята подобрали. Только поглядите, что они нам готовят! — И, раскрыв пастушескую сумку, дед Джуро протянул командиру листовки.

— На что они нам — их по всей Козаре полно, разве что для туалета. Сожгите их!

Черноволосый комиссар поднес горящую спичку к пачке бумажек. Но дед на этом не успокоился.

— Вы лучше нас все знаете, так посоветуйте, как нам-то быть? В долине немецкая дивизия находится, десятки тысяч усташей окружают Козару… Что делать нам, крестьянам, если опять начнется резня? Спускаться, кто может, в долину или оставаться тут?

Командир переглянулся с комиссаром, и комиссар поинтересовался:

— Ты от чьего имени спрашиваешь, дед?

— От своего и тех, кого немцы станут резать, когда вы уйдете.

— Кто сказал, что мы уйдем?! Мы будем защищать Козару, каждое село! — резко сказал комиссар.

— И вы уверены, что сможете ее защитить?

— А ты что, дед, разве не веришь?

— Да, не верю. Я четыре года воевал, много чего видел и испытал…

— Знаешь, дед, мы в отряде расстреливаем каждого паникера. А ты что-то сильно смахиваешь на такого…

Старый Джуро обиделся, даже усы у него обвисли, однако он не сдавался:

— По-вашему, думать да рассуждать — это уже паникерство? Весь ваш опыт — один год войны. Выходит, вы меня расстреляете за то, что я думаю и спрашиваю? Большое вам спасибо за такую свободу!..

Понимая, что старик прав, командир укоризненно бросил своему товарищу:

— Оставь его в покое, комиссар! Может, человек чего-то испугался. Он имеет полное право задавать вопросы. Они тоже по-своему сражаются с врагом, и им достанется еще больше, чем нам, если враг сюда придет, ведь у них даже оружия нет.

— Твоя правда, — примирительно сказал комиссар и повернулся к деду: — Ты ведь понимаешь, дедушка, что в армии нужны твердость и решительность! А теперь скажи, что бы в таком положении сделал ты, раз сам когда-то четыре года воевал.

— Не знаю, потому и спрашиваю! Я боюсь за женщин, детей и стариков.

— Мы же вам объяснили…

— Значит, нам с детьми и со всем скарбом уходить вслед за вами?

— Конечно, если нам придется отходить!

Дед сокрушенно покачал головой:

— Понимаете, что это значит?! Вам не приходило в голову, что вам навязывают бой в окружении? Значит, усташи запросто перебьют всех сербов на Козаре! Армия-то из окружения пробьется, а вот мы — останемся!

— Легко тебе, дед, тут рассуждать, а у нас нет выбора! Постарайся нас понять! Если мы отойдем прежде, чем нас вынудят это сделать, вас всех перебьют, а по всей Козаре — да и не только Козаре — народ будет говорить: «Хороши партизаны! Как пришел враг, так они сбежали, шкуры свои спасли, а людьми пожертвовали!» Ну, скажи честно, стали бы так говорить или нет?

— Ей-ей! Стали бы!

— Что же нам остается? Защищать Козару! И вы все будете нам помогать. Если потребуется, сражаться будут и дети, и женщины, и старики. Ясно, что фашисты любой ценой хотят опустошить Козару. Мы для них что нож в спине, а они хотят приставить нам его к горлу…

Наступило гнетущее молчание. Всех охватили недобрые предчувствия. Партизаны выпили по стаканчику, и старик, словно разговаривая сам с собой, вдруг вымолвил:

— Боже мой, чувствую я, ждет нас что-то страшное… Не о себе говорю, я-то пожил на свете… Жалко только больных, да беззащитных детишек, да женщин… Вообразить трудно, что станет с ними, когда им нечем будет защищаться! Хорошо тем, кто сможет держать в руках винтовку или хотя бы топор…

Ночью оперативная группа отправилась на задание. Душко, со страхом слушавший разговор партизан, проводил брата до того места, где дорога начинала спускаться в долину. Он долго стоял, глядя, как партизаны, освещенные лунным светом, один за другим пропадали из виду, постепенно исчезая в темноте. Они казались привидениями, двигающимися среди высокой травы и редкого кустарника. На сердце у Душко было тяжело.

Он посмотрел на ясное небо, усеянное множеством звезд. Над горной вершиной висела луна. В густой траве стрекотали кузнечики. Казалось, жизнь на земле только начинается.