Волчата

Мыслями Анна невольно возвращалась к прошлому. Время, казалось, остановилось, остались одни воспоминания… Словно вчера все это было…

Вот маленькая Анка, седьмой ребенок в крестьянской семье, бегает с братьями и сестрами по полю, ловит бабочек. У нее есть мать, отец, дедушка и бабушка… Ее детство на Козаре было хотя и не беззаботным, но прекрасным и счастливым. Совсем молоденькой она вышла замуж за Миле Гаича, с которым познакомилась на танцах. Они были бесконечно счастливы, любили друг друга. Один за другим рождались дети. Дружная семья трудилась в поле или в лесу, и все надеялись на лучшую, спокойную, безбедную жизнь.

Но жизнь пролетела как мгновение, утекла словно вода сквозь пальцы, осыпалась как увядший цветок.

«Бога нет, — вдруг решила Анна. — Если бы он был, то не допустил бы гибели тысяч бедняков, у которых нет ничего, кроме рук и надежды… Только бы мои дети остались живы! Боро, Душко и Вука…» Она вспомнила: Душко родился до срока, роды были тяжелыми, она потеряла много крови. Не подоспей вовремя повитуха, Анна, наверное, умерла бы. Не потому ли мальчик такой нервный и впечатлительный? К ней он всегда был привязан больше, чем к другим. И откуда взялось у него столько храбрости — броситься с кулаками на убийцу отца? Только бы он больше не терял головы — растопчут, как муравья…

Кто рассчитается с убийцами за их страшные преступления? Дети все видят, они не забудут… Что с ними сделают? Их еще можно гнуть, как ивовые прутья. Может, над ними сжалятся?

А Вука, что будет с Вукой?! Женщинам всегда и везде труднее приходится… Девочка такая старательная! Дома она всегда была послушной, всем помогала, все делала по первому слову…

Анна вспомнила Боро и деда. Они сейчас на Козаре, там, где идут тяжелые бои… Да не дрогнет их рука, чтобы бить этих нелюдей в человеческом обличье!..

Вскоре колонна остановилась на большой поляне. Конвойные приказали всем сойти с дороги и устраиваться на ночлег. Попадав на землю, измученные женщины тотчас же уснули.

Весь следующий день их терзали голод и жажда. Стояла жара, а дороге не было видно конца.

— Воды! Воды! Воды!.. — просили женщины.

Дорога опять подошла к реке, вода в которой была мутной и грязной, но это все-таки была вода, и при виде ее у них возникло неудержимое желание напиться, смыть с себя пот и грязь.

Старший конвойный запретил женщинам приближаться к реке: скоро, мол, они придут в лагерь, там будет вдоволь воды и всего остального. Большинство женщин не решились ослушаться приказа.

Только учительница с черными, разметавшимися по плечам волосами, та самая, что спрашивала офицера про мужей, решительно направилась к реке, не обращая внимания на окрики конвойных. Тогда один из них поднял винтовку, собираясь выстрелить ей в спину, но старший конвойный, на коне, остановил его:

— Не стрелять! Я сам научу эту суку послушанию, чтоб другим неповадно было!

Он быстро обогнал ее, но женщина, не обращая на него внимания, торопливо шла к реке. Усташ соскочил с коня, схватил женщину за волосы, толкнул, отчего она упала на колени, а затем ударил в грудь ножом. Она вскрикнула и попыталась вырваться. Тогда он еще раз вонзил в нее нож.

— Она хотела жить! Теперь ей воды предостаточно. Если еще кто хочет, пусть попробует! — зло бросил конвойный и снова сел на коня.

Анне хотелось побежать к воде, чтобы всему пришел конец, чтобы поскорее избавиться от издевательств и мучений. Наверное, не у нее одной возникли такие мысли, но больше никто не решился покинуть колонну. С трудом передвигая ноги, женщины, словно тени, побрели по пыльной дороге дальше.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда они наконец увидели какие-то вышки, бараки и забор из колючей проволоки. Это был лагерь. Ворота лагеря были распахнуты настежь, по обе стороны стояли надзиратели, с любопытством разглядывая женщин.

В лагере пахло гнилью, пеплом, кровью. Анна почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

За забором стояла огромная толпа людей, с которой теперь предстояло слиться и им.

12

В лесных убежищах, отрытых на склоне горы, Джуро и Михайло напрасно ждали прихода односельчан. Так и не дождавшись, они вернулись в домик лесника, но и там не оказалось никого, кто мог бы поведать им о случившемся. Когда гитлеровцы и усташи начали операцию, Михайло перебрался из своей хижины в убежище. Взрывы раздавались совсем близко, бои шли со всех сторон, кольцо окружения, судя по всему, сжималось.

Они сидели на скамейке перед хижиной, как вдруг зарычала собака старого Михайло. Схватив винтовки, друзья спрятались в укрытии и сразу же увидели, что по их следу бежит немецкая овчарка. Солдат поблизости не было видно. Джуро хотел выстрелить, но лесник остановил его:

— С ней мой Серый сам разберется!

Он спустил собаку, и Серый, не раз вступавший в схватку с волками, сразу набросился на ищейку и впился ей в загривок. Ищейка взвыла от боли и рванулась назад. Серый опрокинул ее на спину, вонзил зубы ей в горло и держал собаку до тех пор, пока та не затихла.