Волчата

Мать закрыла Душко глаза, чтобы он не видел страшной картины, но мальчик слышал крик несчастного побирушки, захлебывавшегося собственной кровью. Внезапно крик оборвался.

Открыв глаза, Душко увидел, что тощее тело бедняги качается на ветке, как маятник. Мальчик не мог себе простить, что тогда так зло подшутил над ним…

Усташи выстроили мужчин в шеренгу. Раздались выстрелы. Женщины и дети отчаянно заголосили, увидев тела мужей и отцов, лежащие на лесной опушке. Эти крики слышало солнце, которое медленно вставало из-за горных хребтов…

9

Листья на деревьях изнывали от полуденного зноя. Огненный диск солнца пылал в зените, трава на лугах поникла, словно вытоптанная.

На главную дорогу, которая вела в долину, стекались с горных склонов большие и малые колонны беженцев, подгоняемые штыками, кнутами и дубинками конных конвоиров. То и дело раздавались команды, слышались резкие окрики. Немногие из этих обессилевших людей попытались, войдя в лес, спастись бегством, но их сразу же настигли пули.

Душко, мать и Вука безучастно смотрели куда-то вдаль. У них больше не было слез, горло словно сжалось от плача и криков. Они шли вперед, равнодушные ко всему. Гибель отца сломила их и лишила надежды, а вместе с ней и страха.

На плато, зажатом горами, колонна остановилась. Мимо людей по дороге двигались самоходные орудия и танки. На машинах сидели эсэсовцы в касках, с закатанными по локти рукавами. Они отрывисто горланили какую-то песню, равнодушно скользя глазами по толпе обессиленных людей, которые провожали их полными страха и ненависти взглядами. Танкисты в черной форме смотрели из люков на восток, где гремел бой.

Анна бросила взгляд в сторону горного хребта, где среди деревьев когда-то стояли белые дома их родного села. Теперь там поднимались столбы дыма, сквозь который прорывались красные языки пламени. На глазах людей в огне пожара исчезал труд многих поколений.

— Боже мой, дети, смотрите, наш дом горит! Все село горит! За какие грехи бог нас наказывает? — запричитала Анна.

Колонна немецких орудий прогромыхала мимо. Беженцы задыхались от жары и пыли. Сосед Гаичей, старый Мика, не выдержал. В лесу убили одного из его сыновей, больная жена не смогла идти с ним и осталась дома.

— Послушайте, люди, там в доме моя несчастная жена горит заживо! Псы проклятые, что мы им сделали? Не пойду я дальше. Я должен вернуться к ней.

Он соскочил с телеги и, пробравшись между людьми и скотиной, хотел броситься наперерез, через поле и лес, в село.

Конвоир попытался остановить его окриком:

— Назад, старый дурак, застрелю!

Старик замахнулся на солдата палкой и с такой силой ударил, что сбил с ног, и бросился бежать.

Когда старик добрался до опушки леса, последовал приказ стрелять.

Затрещали выстрелы. Старик взмахнул руками, как птица, которая не может взлететь, и, не издав ни звука, упал навзничь. А его жена тем временем горела в избе, как свеча на могиле. И не только она — горели все, кто был не в силах отправиться в путь.

— Бедный Мика! Если в потустороннем мире есть рай, они с женой уже там… Может, оно и к лучшему. Что-то теперь с нами будет?.. Они-то отмучились… — говорила Анна, прижимая к себе детей.

Село медленно догорало.

Колонна двинулась дальше, свернула на широкую дорогу. В облаках пыли скрипели колеса, мычали коровы, плакали дети. Люди шли с небольшими остановками до наступления ночи. Когда стемнело, подул ветер, стало прохладно. Душко увидел, что колонна направляется к большой поляне, где уже скопилось множество людей с повозками, таких же несчастных и перепуганных, как в они.

Ночью усташи разожгли костры, грелись у огня и следили за тем, чтобы никто из беженцев не сбежал. Повсюду были расставлены пулеметы.

Анна расстелила на подводе покрывало, положила подушки, отрезала детям по большому ломтю хлеба, дала мяса и сыра.

— Ешьте, дети, кто знает, что будет утром. Люди говорят, все у нас отберут.

Будто чувствуя, что уже завтра начнется голод, дети стали есть, хотя и без особого желания. Потом они улеглись на подводе и прижались к матери. Обняв их, Анна не могла уснуть. Она представляла себе, что будет, если их разлучат. О том, как фашисты обращаются с пленными, всем уже было хорошо известно.

Душко словно прочитал ее мысли.

— Мама, бежим! Бежим все втроем! — предложил он.

— Куда бежать, сынок?

— Все равно куда! Бросим все и бежим…

Вука тоже уговаривала:

— Мама, бежим назад, на Козару!

— Куда на Козару? Вы же видели, сколько их туда пошло! Нас сразу поймают!

Они смотрели на восток, где чернела горная громада. Козара казалась притихшим раненым животным, дремлющим под звездным небом. Оттуда доносились глухие взрывы. Значит, бои продолжались и ночью.

Анна не могла решиться бежать с двумя детьми. Где-то в глубине ее души теплилась маленькая надежда, что все будет не так ужасно, как им говорили. Важно, чтобы они остались живы. Она не хотела верить, что гитлеровцы и усташи могут расправиться с этими несчастными людьми…

Измученные и уставшие дети, крепко обнявшись, заснули, не слыша шума вокруг.

Рано утром их разбудили грубые окрики конвойных:

— Подъем, скоты! Идем дальше!..