Волчата

К Михайло подбежали трое — партизан и два крестьянина. Увидев у дерева собаку и человека с винтовкой, они насмерть перепугались, но, к счастью, один из крестьян узнал Михайло, и раненые приблизились к нему. Раны их были наспех перевязаны платками и тряпками. Они рассказали, как эсэсовцы обнаружили их убежище, скрытое в овраге, и начали расстреливать безоружных людей из пулеметов. Большинству удалось бежать, но несколько человек все же погибли.

Михайло проводил раненых в пещеру. Он боялся, как бы немецкие овчарки не пошли по их следам, хотя раненые и уверяли, что у немцев собак нет.

Появление новых раненых вызвало среди обитателей пещеры тревогу, внушило мысль, что враг где-то рядом.

Отец Босы горел в лихорадке. И ему, и многим другим раненым был необходим врач, но не было ни врача, ни медикаментов. Девочка все время сидела рядом с отцом, вытирала платком его пот, поила водой. От страха ей хотелось плакать. Отец стонал, задыхался. Джуро просил его лежать тихо, чтобы не погубить всех.

За Боро ухаживала Дара. У девушки тоже сдавали нервы. За эти месяцы она видела столько ран и смертей, что оставалось только удивляться, как она еще держится на ногах. К тому же она была ранена.

Вдруг Боро закричу в забытьи:

— В атаку! В атаку! В атаку!.. Вперед!..

Фашисты неторопливо шли вперед на расстоянии нескольких метров друг от друга. Одни шли со стальными прутьями, вонзали их в землю, ища подземные укрытия, другие держали наготове оружие. Среди листвы поблескивали их каски.

Боро, уже было успокоившись, снова погрузился в тяжелый сон и вскрикнул. Дед подполз к нему.

— Тихо, Боро, если тебе жизнь дорога, — прошептал старик. — Снаружи фашисты… Надо соблюдать полную тишину, слышишь? Немцы близко!

Через минуту послышались отрывистые немецкие команды, несколько выстрелов, потом крики. Понимая всю серьезность положения, обитатели пещеры теперь замерли в ожидании. Напряжение росло, страх леденил кровь в жилах. Боро притих, Дара держала его за руку. Боса прижалась к отцу.

Все понимали, что в эти минуты решается их участь. Если их обнаружат, они примут неравный бой, вступят в схватку с судьбой, и только случайно кто-нибудь из них сможет остаться в живых…

Где-то совсем рядом гитлеровский офицер несколько раз громко выкрикнул:

— Бандиты, выходите!..

В пещере воцарилась тишина. Время, казалось, остановилось. Затем прогремел взрыв. Стены пещеры задрожали, с потолка что-то посыпалось, свеча погасла. Настала кромешная тьма.

ВДАЛИ ОТ РОДНОГО ДОМА

1

Паровоз гудел, клубился дым, в котором исчезали пляшущие искры. Колеса отстукивали монотонную песню, неумолимо унося детей все дальше и дальше.

Душко и Вука, как и остальные дети, потеряли чувство времени. Кто лежал, кто сидел на грязной соломе в битком набитых вагонах. Некоторые тихо плакали.

Они все еще переживали кошмар тех минут, когда их силой вырывали из рук матерей. Как свежие раны, их жгли воспоминания о горящих селах, об убитых родных, обо всех ужасах, увиденных ими во время наступления гитлеровцев.

Широко раскрытыми, перепуганными глазами они вглядывались в темноту, держась за руки и теснее прижимаясь друг к другу.

Вука сидела, прислонившись спиной к стенке вагона. Рядом, положив голову ей на колени, лежал Душко. Неподалеку тяжело вздыхал Лазо.

Вука и Душко не переставали думать о матери. Она была совсем другая, когда прощалась с ними: казалась какой-то отрешенной и далекой. Дома они никогда не видели ее такой. Что с ней случилось за те несколько дней?

— Их убьют?

— Ты о ком, Душко?

— О наших мамах, — заплакал мальчик.

Вука постаралась его утешить:

— Нет, Душко, не убьют!

— Усташ сказал, что их всех перебьют!

— Это он нас просто пугал, чтобы мы его слушались! Наши мамы ни в чем не виноваты, их не за что убивать.

— А почему же тогда Стипе убил отца? А за что застрелили нашу собаку, кур, овец, а дома все сожгли?..

— Спи, Душко, не думай об этом.

Одной рукой она обняла его, другую положила брату на лоб. Душко прижался к ней. Он и не знал, что сестра такая смелая и спокойная. Дома она часто плакала, и домашние считали ее плаксой.

Душко уснул, за ним Лазо. Заснула и Вука.

Поезд мчался в ночи. Искры сыпались в высокую траву и гасли, словно в бешеном танце гибли сотни светлячков.

Вука проснулась среди ночи и посмотрела в щель. Ночь светлела, на горизонте показались неясные силуэты гор.

Душко дрожал во сне всем телом, махал руками и кричал:

— Пустите маму! Пустите мою маму! Бежим, Вука!

Ему снилось, что они втроем выбрались из колонны беженцев и по огромному лугу бегут к лесу. Трава, достававшая им до подбородка, волнами колышется на ветру. За ними, точно волки, гонятся усташи. Они все ближе, ближе… Нечем дышать, легкие, кажется, вот-вот разорвутся. Ребята падают, поднимаются и бегут дальше. В нос Душко ударяет запах пропитанных потом фашистских мундиров. Сейчас его вывернет наизнанку…

Вука разбудила брата, и он посмотрел на нее испуганными глазами.

— Они меня не тронут? — спросил он.

— Конечно нет. Это тебе все приснилось.

Дед обычно говорил ему: «Душко, никогда не давай себя догнать. Ты бегаешь лучше всех».