Волчата

В комнате поднялся шум и гам. Дети прыгали от радости. Партизаны спасут их и вернут домой! Конец мучениям, унижению и страшным наказаниям… В окнах отражались отблески взрывов, бой шел уже у входа в лагерь.

Вошла перепуганная монахиня и зажгла свет:

— Тихо, тихо, дети. Ложитесь…

В ее голосе уже не было тех повелительных интонаций, с которыми к детям обращались раньше, требуя беспрекословного повиновения. Голос ее дрожал от страха.

— Партизаны! Партизаны! Партизаны! — кричали дети так громко, что заглушили ее слова. Монахиня замерла, остановившись на полуслове, зажала уши руками и выбежала из комнаты.

Снаружи еще некоторое время доносилась стрельба, потом дверь распахнулась. Дети увидели высокого партизана с пулеметом в руках.

— Дети Козары! Мы — партизаны, пришли освободить вас!

Плача от радости, дети бросились к дверям, к незнакомому партизану. Душко тоже хотелось обнять его, как он обнял бы брата Боро, деда или Михайло.

Дети высыпали во двор, где партизаны обнимали их, расспрашивали о своих родных и знакомых. Кое-кто из детей сразу побежал в сад за сливами, за которые несчастный Лазо заплатил жизнью. Для них первым знаком свободы была возможность вволю наесться фруктов, как когда-то у себя дома.

Душко и Вука тоже пригибали ветки к земле, срывая сливы и яблоки. Белые зубы впивались в сочную мякоть, по щекам тек сладкий сок. Дети угощали фруктами своих спасителей, чтобы хоть как-то отблагодарить их…

Вокруг сторожевых будок валялись тела убитых усташей. Уцелевших партизаны взяли под стражу. Вместе с усташами увели и монашенок, наиболее жестоко обращавшихся с детьми. Дети узнали, что поселок и окрестные лагеря атаковала 4-я Кордунская бригада, которая захватила врасплох местный гарнизон и разбила его в коротком бою.

Среди спасенных были дети с Козары, из Лики, Бании, Кордуна. Некоторые партизаны нашли здесь своих детей или детей друзей и знакомых. Другие партизаны напрасно искали своих.

Душко увидел, как привели настоятельницу Клементину, бледную, со связанными руками.

— Где мои дети? — закричал пожилой партизан.

— Где моя Сека?! — подхватил другой.

— Куда вы дели моего сына?!

Эти вопросы звучали со всех сторон, как обвинительный приговор настоятельнице.

Они находились как раз рядом с детским кладбищем, где земля на могилах была еще совсем свежей.

— Те, кого здесь нет, умерли. Бог сжалился над ними и взял их к себе, — как могла изворачивалась настоятельница.

— Это вы их убили! Убили невинных детей! Что они вам сделали? Вы убили наших детей. Теперь вы за все ответите…

— Простите меня!.. — взмолилась Клементина. — Я делала то, что мне приказывали. Все так делали, не только я. Мы служим господу богу, и нам поручили опекать детей, чтобы им было лучше…

— Неправда, неправда! — закричали в один голос дети. — Она нас била и мучила! Запирала в подвал! Привязывала к деревьям…

Тут к настоятельнице подошел тот самый пулеметчик, который первым ворвался к детям. Он громко выкрикнул:

— Мы — народный суд! За то, что ты убивала наших детей, мы приговариваем тебя к расстрелу!..

Дети замерли, услышав это, но быстро пришли в себя.

«В конце концов все получают по заслугам», — подумал Душко, словно умудренный жизнью старик.

— Пойдем отсюда, — сказал он Вуке. — Я не хочу смотреть на это. Я хочу домой.

Детей разбили на группы. Командир сказал, чтобы те, кому больше десяти лет и кто себя хорошо чувствует, построились парами. Всех их ждал долгий путь. Тем же, кто были младше и слабее, он сказал остаться и ждать, когда приедут люди на подводах, чтобы забрать всех их и увезти отсюда.

Идти домой хотели все — даже те, кто был очень ослаблен и болен. Душко, который по возрасту оказался в этой многочисленной группе младших, умолял взять его с собой.

— Ты останешься с маленькими, — сказал ему командир. — Ты слишком слаб, не выдержишь! Подожди, за вами скоро приедут.

С востока доносилась сильная канонада. Противник понял, что происходит в Яске, и пытался перерезать путь отхода партизанам.

Когда суета несколько улеглась, дети помладше вернулись в комнаты и стали ждать, когда же за ними приедут подводы. Никто из них не представлял себе, что с ними будет дальше.

— Как ты думаешь, Вука, за нами и правда приедут?

— Откуда же я знаю?

— А вдруг нас обманули?

— Партизаны никогда не врут!

— Пусть не обманули, но ты только подумай, сколько нас еще осталось! Где им взять столько подвод? И как проехать? Нам надо бежать.

— Куда, Душко?

— На Козару.

— Это слишком далеко, Душко, нас поймают. Я боюсь. Не добраться нам туда одним. И ты не уйдешь далеко. Только посмотри на себя — одна кожа да кости. У тебя не хватит сил…

— Вука, я все равно уйду. Каждый раз, когда мы откладывали, случалась беда. И отец сейчас был бы жив, и мы не торчали бы здесь, если бы отправились на Козару вечером, а не ждали утра. Маму не угнали бы, если бы мы ночью бежали из колонны. Лазо не умер бы, если бы мы раньше убежали…

— Может, ты и прав…

— Конечно прав. Я боюсь усташей и этих монахинь. Если партизаны не вернутся, то усташи нам отомстят.

Набрав в саду слив и яблок, ребятишки все-таки отправились в путь…

4