Волчья каторга

– Ну, так мы об этом тоже думали и потому провели задержание сестер Малышевых и заключение их в следственную тюрьму, – оправдывающимся тоном заявил полицейский надзиратель. – Уж больно много на них сходится. Да еще их ложь в показаниях, которая позже вскрылась… Полагаю, господин судебный следователь, соучастие сестер Малышевых в убийстве, активное или пассивное, имеет место быть без всяческого сомнения. Да и показания старика Никифора Селищева, вышедшего утром в половине пятого кормить лошадей купца Суходаева…

– Поясните, – попросил Иван Федорович.

– Селищев видел выходившего из номеров Малышевой крепкого высокого мужчину лет тридцати с небольшим. Одет он был в приличный дорожный костюм, и провожала его младшая сестра Малышевых, Кира…

– Прямо-таки «провожала»? – перебил Поплавского Иван Федорович.

– Именно так-с, господин судебный следователь, – кивнул полицейский надзиратель.

– Хорошо, – после недолгого молчания произнес Воловцов. – Что было дальше?

– А дальше – все. Господин в дорожном костюме ушел, а Кира Малышева вернулась в меблирашки и закрыла двери на крюк.

– Закрыла? – недоверчиво посмотрел на Поплавского Воловцов. – На крюк? Это тоже слышал старик Селищев через всю улицу?

– Говорит, что слышал, – немного оторопело ответил полицейский надзиратель.

– Ладно, выясним. Значит, сестры Малышевы были в сговоре с убийцей?

– Да. Все их поведение говорит о причастности обеих сестер Малышевых к преступлению, – уже довольно твердо произнес полицейский надзиратель. – А поскольку в «Уложении о наказаниях говорится», что…

– До «Уложения о наказаниях» нам еще с вами рановато, господин Поплавский, – перебил его Иван Федорович. – И до крайне интересных показаний старика Селищева мы еще дойдем. Итак, мы остановились на том, что вы с городовым Самохиным вошли в комнату Стасько и увидели кровь у двери и имитацию спящего на кровати человека. Кстати, кровь у двери была густая или жидкая?

– Густая… кажется, – неуверенно ответил Поплавский.

– Припомните, господин полицейский надзиратель, это очень важно, – заметил ему Воловцов официальным тоном. – Если кровь была густая, значит, вытекла она еще из живого человека, а если жидкая – уже из трупа. Такие вещи каждому полицейскому надзирателю надлежит знать, как «Отче наш»…

– Точно, густая, – вспомнил надзиратель. – Сгусток был величиною с суповую тарелку.

– Хорошо, давайте дальше, – потребовал Воловцов.

– Ну, в комнате был полнейший беспорядок, повсюду валялись всякие принадлежности для часов, цепочки, брелоки, возле двери, ведущей в комнату Глафиры Малышевой, стояла большая корзина с отломанной крышкой, наполненная часами и разными к ним принадлежностями, другая корзина с часами и тоже принадлежностями к ним, только поменьше, стояла возле окна. На полу валялся молоток с окровавленной ручкой…

– Стоп! – остановил Поплавского Воловцов и глянул в протокол медицинского освидетельствования. – Молоток ведь не являлся орудием убийства?

– Поначалу он был принят, как возможное орудие убийства, господин судебный следователь, – ответил надзиратель. – Но потом экспертиза показала, что смертельный удар был нанесен иным предметом…

– Дальше, – коротко приказал Иван Федорович.

– Ну, и труп самого Стасько. Верхней частью тела он лежал под этажеркой с цветами, ноги были направлены к входной двери. На нем были длинные сапоги, брюки, сорочка и жилет. Ни документов, ни денег обнаружено не было. Все карманы его одежды были вывернуты: убийца обыскал труп и все забрал себе, кроме векселей, которые валялись на полу возле трупа, выброшенные преступником за ненадобностью. Вся левая сторона головы убитого была в крови, поскольку смертельный удар нанесен в левый висок.

– Под ним была кровь? – быстро спросил Воловцов.

– Да, целая лужа, – ответил Поплавский.

– А какая она была?

– Кто? – не понял вопроса надзиратель.

– Кровь! – раздраженно проговорил Воловцов. – Жидкая она была или густая?

– Жидкая…

– Стало быть, когда убийца тащил тело Стасько под этажерку, он был уже мертв, и кровь текла уже из трупа… – раздумчиво и, скорее всего, для себя, нежели чем для надзирателя, произнес Иван Федорович. – Получается, что коммивояжера Стасько убили, когда он либо провожал из своей комнаты позднего гостя, либо встречал такого гостя. Тех двух купцов, что приходили к Стасько торговать часы, вы допрашивали?

– Конечно, господин судебный следователь.

– И что?

– Они пришли к Стасько вместе и ушли вместе. Как они уходили, видела прислуга Малышевых Евдокия Мелентьева. Она же и закрыла за купцами входную дверь.

– Двери к Малышевым были открыты или закрыты? – последовал новый вопрос судебного следователя.

– Да как вам сказать… – начал нерешительно Поплавский, но Воловцов его мгновенно одернул:

– Как было, так и скажите.

– Когда мы с городовым осматривали эту дверь, то сверху имелась щель.

– Пролезть в нее можно было?

– Разве что кошке.

– Я вас понял, – не стал больше развивать тему двери Иван Федорович, решив что-то для себя. – Теперь меня интересуют показания сестер Малышевых и этого старика Селищева.