Волчья каторга

Кажется, тот, что бежал сзади, начал отставать. А потом его шаги смолкли. Что, съели, суки?

Не оглядываясь, Георгий припустил дальше. Еще немного – и поворот. А там он уйдет дворами – и ищи ветра в поле! Накося, выкуси…

Выстрел раздался неожиданно. И почти тотчас какая-то неведомая сила толкнула его в спину чуть пониже лопатки и сбила с ног. Он упал, словно запнувшись, и уже другая сила прокатила его по земле и уложила на спину. Попробовал подняться, но тело не слушалось. А потом он увидел того, кто бежал за ним и выстрелил…

– Это ты, следак? – в его голосе не было и намека на удивление. Те, кто бывал на каторге, теряют способность удивляться…

– Я, – ответил Воловцов.

– Метко стреляешь, прямо в сердце, – тихо сказал Георгий и перевел взгляд на небо в легких белых облачках.

– Это случайно получилось, – проговорил Воловцов и удивился сам себе: он что, оправдывается перед убийцей?

– Ага, случайно…

Это было давно, в той, прошлой жизни… Однажды через их село проходил цыганский табор. Он в это время дрался с Геркой, пацаном, на три года старше его и, конечно, сильнее.

– Выблядок графский, – цедил сквозь зубы Герка и сплевывал, отбиваясь от ударов Жорки и сам нанося удары.

– А ты – лапотник, черная кость, – скалился Жорка и с новой силой бросался на обидчика.

Стайка пацанов, задоривших Герку, окружала дерущихся и вот-вот готова была тоже броситься в драку. Все – против «графского выблядка».

Когда цветастая кибитка поравнялась с дерущимися, с нее соскочила цыганка. Тогда она показалась Жорке старой, но теперь-то он понимал, что была она в самом бабьем цвете, годов тридцати, ну, может, чуть более…

– Эй, женщина, не вяжись к гадженам[83], – послышался из кибитки мужской голос.

Но женщина не послушалась. Она вошла в круг и разняла дерущихся пацанов, растащив их друг от друга за руки. Руку Герки она отпустила, но вот руку Жоры оставила в своей:

– Ты где живешь?

– Там, – указал он в сторону своего дома.

– Хочешь, я тебя провожу до мамки?

– Нет, – ответил Жора. – Меня пацаны потом засмеют.

– Пусть себе смеются. – Цыганка не спускала с Жорки взора. – Пройдет совсем немного времени, и ты будешь смеяться над ними… А скажи, кто твой отец?

– Граф, – серьезно ответил Жора и посмотрел на женщину: – Не веришь?

– Верю, – тоже серьезно произнесла женщина. – Так что, проводить тебя домой?

– Нет, – твердо возразил Жора.

– Как знаешь.

Цыганка поднесла руку Жорки к своему лицу, посмотрела на ладонь, затем в его глаза и отпустила руку.

– Что ж, прощай, графский сын, – сказала она, как-то печально взглянув на него. – Знай: жизнь у тебя будет полной чашей, и не всегда с добром. Много всего будет, девушкам будешь нравиться, а женщины будут любить преданно и страстно, о чем напрасно мечтают многие мужчины. Осторожен будь с женщинами, ибо не только радость они тебе принесут, но беду и печаль. В карты же и кости играть никогда не садись, в них счастья тебе нет. Тех, кого любят женщины, карты не любят, помни об этом. А потом ты уплывешь на лодке с парусом в иную жизнь, много лучше, нежели жизнь земная. Но до этого тебе еще долго. Прощай, победитель…

Табор ушел. Но слова цыганки Жора запомнил…

Подошел тот, второй, что не успел вытащить револьвер.

– Попал? – спросил он.

– Ты что, сам не видишь? – ответил Воловцов.

– Ну, а что ты такой, как красна девица на выданье, – с нотками недовольства произнес Лебедев. – Преступник оказал сопротивление, побежал, ты бросился в погоню и, не дав ему уйти, выстрелил в него… Что еще делать-то оставалось в такой ситуации?

– Не знаю, – глухо произнес Воловцов.

– А я – знаю, – сказал Владимир Иванович. – Ни-че-го! Несколько убойных дел разом раскрыли… Радоваться надо!

– А с ним что? – посмотрел на Полянского Иван Федорович.

– С ним? – Начальник сыскного отделения тоже посмотрел на Полянского, глаза которого были по-прежнему устремлены в небо. – Отвезем в больничку. Там его подлечат, и через пару недель он начнет давать показания…

– Врешь, фараон! – неожиданно проговорил Георгий.

– Это почему ж я вру? – присел возле него на корточки Лебедев.

Полянский не удосужил его ответом. Он смотрел в небо, тихо шевеля губами. Затем его лицо прояснилось…

– Эй, следак, – услышал Воловцов и наклонился над Полянским:

– Чего тебе?

– Видишь вон то облако?

– Какое еще облако?

– Вон то, похожее на лодку с парусом, – с большим усилием прошептал Полянский. – Это за мной…

Иван Федорович поднял голову и посмотрел на небо. Там, среди прочих облаков, плыло одно, очертаниями и правда очень похожее на лодку с парусом, надутым ветром. Плыло оно быстрее других и даже обгоняло более тяжелые облака. Потом очертания этого облака размылись, оно стало таять и через несколько мгновений исчезло из вида.

Воловцов опустил взгляд на Полянского. В его глазах застыло небо…

– Все, он ушел, – произнес Иван Федорович.

– Что, умер? – Лебедев пощупал на запястье Полянского пульс. – Точно, умер.

– Нет, он ушел, – повторил Воловцов. – Уплыл на лодке с парусом.

– Куда уплыл? – не понял друга Владимир Иванович.

– В иную жизнь. Которая наверняка лучше этой…

– Точно, лучше?