Волчья звезда

Все оставшееся до ужина время он провел в аппаратной, систематизируя записи, потом отправился в помещение, которое они приспособили под архив - оно было сплошь забито стеллажами с книгами и оттого казалось уютным. Стопка книг, подготовленная для него Оливией, была на месте, но, когда он вспомнил про затрепанный томик и полез за ним, ящик стола оказался пустым.

Наташа сидела в глубоком кресле, штудируя каталог местной картинной галереи. “Видимо, пыталась идентифицировать найденные полотна”, - подумал Симон. Она так углубилась в свои записи, что подняла голову, только когда он окликнул ее.

- Ты давно здесь? - спросил он.

- Часа два, - она вопросительно взглянула на него поверх изъеденных временем страниц, - а что?

- Где моя книга, не видела?

- Та, что лежала в столе? Ее забрал Винер.

- Это еще зачем?

- Господи, Симон, ну откуда я знаю - зачем. Сказал, нужно для работы.

- Для какой работы, Наташа?

- Он мне не сказал. А ты как с ней работал?

- Да никак. Просто хотел почитать на ночь, вот и все.

- Может, он тоже хотел почитать на ночь. Она пожала плечами и вновь углубилась в каталоги.

Он нерешительно замер в дверях, покусывая губу. Отыскать Винера? И кто из них будет выглядеть большим идиотом? Он вспомнил его насмешливый взгляд, вздохнул и направился в обширную, мрачную комнату, которая служила им спальней…

*

Он остановился посреди двора и крикнул:

- Хозяин! Я принес точило. Дверь, тихонько заскрипев, приоткрылась, но никто не вышел.

- Да что происходит? - сказал он в пустоту. Только тут он сообразил, что тишина стоит по всей деревне - тишина полного, абсолютного всеобщего безделья, когда лишь птица возится на своих насестах, да блеют в загонах овцы. На улице не было никого.

Михей высунул голову и отчаянно замахал руками, приглашая пройти в дом.

- Нельзя! - гримасничая, проговорил он хриплым шепотом. - Нельзя!

- Что - нельзя? - удивился Симон.

- Выходить со двора нельзя! Опасно!

Симон взошел на крыльцо, опустил сумку с тяжелым точилом и спросил:

- Что стряслось?

- Как - что? - удивился староста, многозначительно кивая в сторону двора. - Нешто сам не видишь!

Посреди двора белело расстеленное полотно, а на нем, на рассыпанном сене, лежали пресные лепешки и круто свареные яйца.

- Ну и что? - спросил он.

- Хромая неделя идет! Вот что!

- Он не знает, - раздался голос из тьмы, - он чужак.

- Скажи ему, Урсула!

Старуха сидела на лавке - спина у нее была сгорбленная, а руки беспокойно шарили по подолу, но взгляд из-под запавших слепых век, казалось, обратился к Симону.

- Нынче весеннее новолуние, - сказала она своим властным голосом. Вороные кони мчатся по улицам наших деревень в этот день! Вороные кони с черными всадниками! Горе тому, кто окажется на улице, горе тому, кто будет жечь костры - затопчут…

“Ясно, - подумал Симон, - опять очередная легенда… И не надоест же им”.

- Откуда ты знаешь, что кони вороные, если никто их не видел? - спросил он.

- Ты их не видишь, - спокойно возразила старуха, - я их вижу. Вижу черных всадников. Земля трясется под копытами их коней. Они не любят дыма - потому и костры нельзя жечь.

- Понятно, - сказал он.

- Ничего тебе не понятно. Зачем пришел?

- Проведать тебя, - сказал он. - Узнать, как ты себя чувствуешь.

Она тихонько покачала головой.

- Я могу ходить, могу сидеть. Что с того? Что это изменит? А ты, чужеземец… Что тобой движет? Милосердие? О, нет, вы по-настоящему и не знаете, что такое милосердие. Ты пришел сюда потому, что пытаешься преодолеть свой страх.

- Может быть и так, - сказал Симон неохотно.

- Ни к чему все это. Нельзя вам тут бывать… Нигде нельзя. И этому твоему скажи - нет для него надежды. В Хромую неделю покойников отпускают в верхний мир - вот они и ходят по земле. А он их ищет - вдруг и вправду встретит?

- Кому? - удивленно спросил он.

- Чужеземцу, который тебе не друг. И ты ему не друг - вы никому не друзья. Он на сеновале, с Ядвигой…

“Гидеон, - подумал Симон, -надо же!”

- Тот, что приходил вчера?

Она покачала головой.

- О, нет. Это - другой. Ходит, во все суется, всех расспрашивает. Уплатил Михею за Ядзю штукой полотна, которое не мокнет в воде - а зачем? Девка и так за ним пошла бы. У нее одни глупости на уме.

Он выскочил на улицу, хлопнув дверью так, что из-под притолоки посыпалась труха, и заорал:

- Винер!

Сверху, с сеновала раздался шорох и хихиканье, он увидел шарящую в воздухе в поисках шаткой лестницы босую розовую пятку - Ядвига, подоткнув подол, шмыгнула прочь, точно лиса из курятника.

Потом показался Винер, застегивая на ходу молнию своего комбинезона.

Увидев Симона, он быстро сказал:

- Это не твое дело!

Симон вздохнул. Он, почему-то, чувствовал себя очень усталым

- Я за тебя не отвечаю, - сказал он, - и ты за меня. Твое дело отчитаться перед Коменски. Но, Винер, послушай… ты играешь в опасную игру - я бы еще понял, если бы ты увлекся девушкой. Но ты же их презираешь…

- Я пытаюсь их понять, - сказал Винер.

- Ну и что же ты понял?

Винер фыркнул, резко повернулся на каблуках и направился к воротам. Симон какое-то время наблюдал за ним, покачивая головой, потом вернулся в дом.