Волчий паспорт

В зале засмеялись и поднялся лес рук. Только рука Цупы не поднялась, но я-то знал, что во время прививки оспы за билет на матч «Динамо» – ЦДКА он подсунул вместо себя другого мальчишку под иглу медсестры.

– Не тот трус, кто высказывает сомнения в себе, а тот трус, кто их прячет. Смелость – это искренность, когда открыто говоришь и о чужих недостатках, и о своих… Но начинать надо все-таки с самого себя… – сказал Фадеев почему-то с грустной улыбкой.

Зал, только что аплодировавший Цупе, теперь так же бурно зааплодировал писателю.

Величественная грудь представительницы гороно облегченно вздохнула.

– Наш дорогой Александр Александрович дал нам всем пример здорового отношения к своим недостаткам, когда он учел товарищескую критику и создал новый, гораздо лучший вариант «Молодой гвардии», – сказала она.

Фадеев снова ввинтил кончики пальцев в свои белоснежные виски…

2. Любовница Берии

Имя этого человека старались не произносить еще при его жизни – настолько оно внушало страх.

Однажды, нахохлясь, как ястреб, в темно-сером ратиновом пальто с поднятым воротником, он ехал в своем черном ЗИМе ручной сборки, по своему обыкновению медленно скользя вдоль тротуара. Между поднятым выше подбородка кашне и низко надвинутой шляпой сквозь полузадернутые белые занавески наблюдающе поблескивало золотое пенсне на крючковатом носу, из ноздрей которого торчали настороженные седые волоски.

Весело перешагивая весенние ручьи с корабликами из газет, где, возможно, были его портреты, и размахивая клеенчатым портфелем, по тротуару шла стройная, хотя и слегка толстоногая, десятиклассница со вздернутым носиком и золотыми косичками, торчавшими из-под синего – под цвет глаз – берета с задорным поросячьим хвостиком. Человеку-ястребу всегда нравились слегка толстые ноги – не чересчур, но именно слегка. Он сделал знак шоферу, и тот, прекрасно знавший привычки своего начальника, прижался к тротуару. Выскочивший из машины начальник охраны галантно спросил школьницу – не подвезти ли ее. Ей редко удавалось кататься на машинах, и она не испугалась, согласилась.

Впоследствии человек-ястреб, неожиданно для самого себя, привязался к ней. Она стала его единственной постоянной любовницей. Он устроил ей редкую в те времена отдельную квартиру напротив ресторана «Арагви», и она родила ему ребенка.

В 1952 году ее школьная подруга пригласила к ней на день рождения меня и еще двух других, тогда громыхавших лишь в коридорах Литинститута, а ныне отяжеленных славой поэтов.

«Сам» был в отъезде и не ожидался, однако у подъезда топтались в галошах два человека с незапоминающимися, но запоминающими лицами, а их двойники покуривали папиросы-гвоздики на каждом этаже лестничной клетки.

Стол был накрыт а-ля фуршет, как тогда не водилось, и, несмотря на то что виктрола наигрывала танго и фокстроты, никто не танцевал и немногие гости напряженно жались по стенам с тарелками, на которых почти нетронуто лежали фаршированные куриные гребешки, гурийская капуста и сациви без косточек, доставленные прямо из «Арагви» под личным наблюдением похожего на пенсионного циркового гиревика великого Лонгиноза Стожадзе.

– Ну почему никто не танцует? – с натянутой веселостью спрашивала хозяйка, пытаясь вытащить за руку хоть кого-нибудь в центр комнаты.

Но пространство в центре оставалось пустым, как будто там стоял неожиданно возникший «сам», нахохлясь, как ястреб, в пальто с поднятым воротником, и с полей его низко надвинутой шляпы медленно капали на паркет бывшие снежинки, отсчитывая секунды наших жизней…

Как мне рассказали, через много лет после того, как человека-ястреба расстреляли, она (по ныне полузабытому выражению) «сошлась» с каким-то валютчиком, который затем тоже был расстрелян.

Так, размахивая клеенчатым портфелем, московская школьница вошла в историю из-за своих слегка толстых ног – не чересчур, но именно слегка…

3. Исаак Меламед – победитель