Закрыв глаза, я остановилась на мгновение, вдыхая запахи большого города и прислушиваясь к его звукам. Повернув голову влево, я почуяла легкий аромат ванили и свежеиспеченного хлеба — обязательно сюда вернусь, не смогу устоять перед булкой хлеба с поджаристой корочкой. Я проглотила слюну и повернула голову вправо — я уловила приятное благоухание роз и… ландышей — они ведь цветут весной, хотя я могу спутать их аромат с другими цветами. Я так давно не держала в руках цветы, наслаждаясь их красотой и запахом.
Внезапно меня толкнули в правое плечо, я застонала от боли, гнев начал набирать силу для ответного удара, как, открыв глаза, я увидела миловидную женщину с сединой в волосах, ниже меня ростом, но с глазами цветом яркого неба. Она улыбалась мне. Улыбалась не только губами, но и глазами и душой. Женщина светилась счастьем.
— Извините, — поклонившись, не переставая улыбаться, произнесла она приятным мелодичным голосом. — Просто неудобно нести сумку, — добавила женщина, кидая свой взгляд на большую сумку, которую взвалила себе на спину. Если бы она не обратила моего внимания на неё, я бы не заметила сумку.
— Это вы меня простите, — тихо произнесла я, сутуля плечи и наклоняя голову, ожидая наказания. — Нечего стоят на дороге у других.
— Ничего страшного, — бодрым голосом отозвалась женщина, похлопав меня по левому плечу. — Не надо так печалиться, — участливо заглядывая в мои глаза, продолжила она. Её взгляд дарил тепло. — Ты ж никого не убила, — бросила она напоследок, уходя.
Меня словно молнией ударило. Я убийца. За мной море крови. Я смертник, так почему же эта женщина так искренне мне улыбалась? Я подняла левую руку, чтобы погладить клеймо на левой щеке, и остановилась на полпути… Мне же залепили клеймо! И теперь его никто не видит! Я могу вести себя как обычный житель города. И в меня никто не кинет камня.
Из размышлений меня вывела поднявшаяся толкотня и усилившийся шум. Я огляделась вокруг. Почти все люди спешили вперед, к Широкой улице. Поддавшись толпе, я последовала за людьми. Дойдя к пересечению улиц, толпа остановилась, но улюлюканье не прекратилось, а лишь усилилось. Отовсюду слышались гневные крики, проклинающие и унижающие… Смертников.
Приподнявшись на носочки, я увидела колонну смертников, которую вели Надзиратели. В смертников кидали гнилые фрукты и овощи. Я увидела, что кто-то из толпы кинул камень в колонну и сшиб с ног девушку с клеймом не старше двадцати лет, из-за чего вся колонна остановилась. В толпе раздались крики похвалы.
Я перевела взгляд с толпы на смертницу. На мгновенье наши взгляды встретились. В её глаза открыто читались безнадежность и отчаяние, затопившие всё её существо. Её взгляд молил о чудесном спасении. Её губы в страхе задергались, и из глаз брызнули слезы. В ответ моё сердце забилось чаще. В этой девушке я узнала саму себя семьдесят лет назад. Я была такой же, как и она — напуганной, забитой, ничего не понимающей, беспомощной и горько проклинающей свою злую судьбу. Ещё секунда и она стала извиваться в пыли и кричать. Скорее всего, Надзиратель решил развлечь толпу, которая в благодарность зашумела ещё громче.
— Все люди боятся смерти, — раздался тихий голос справа от меня. Я повернула голову. Рядом со мной стояла сгорбленная старушка в старом заплатанном платье с накинутым на плечи выцветшим шерстяным платком.
— Поэтому их так все ненавидят, потому что они уже один раз смогли выиграть бой у смерти, — продолжила она свои рассуждения надрывающимся голосом, а из её глаз текли слёзы ручьём. — При этом все предпочитают забыть о том, что они уходят на границы, чтобы послужить стране. А ведь там всегда идёт война. Получается, что они наши защитники. Разве стыдно выбрать такой путь, — она посмотрела мне прямо в глаза.
Мои глаза расширились от удивления — на меня смотрели глаза Ратибора. Тот же цвет и то же выражение. Старшие длаки всегда подшучивали над Ратибором, называя его маменькиным сыночком. Он был редким красавцем, однако я не могу сказать, что его красота была женской. Но сейчас на меня смотрело состарившееся лицо Ратибора. От шока я потеряла дар речи.
— А сейчас в смертники отправляют даже тех, кто не убивал, — воскликнула женщина, обливаясь горючими слезами. — Ах, сыночек мой, — женщина подняла серо-голубые глаза к небу. — Как же я хотела бы, чтобы ты стал смертником!
Женщина сняла платок с плеч и спрятала в нём свое мокрое от слёз лицо, заглушая рыдания. Она медленно опустилась на колени, продолжая рыдать. Я почувствовала, как защипало глаза. Я заметила, что никто не обращает внимания на старушку, на то, как она убивается по своему сыну. Но помочь я ей ничем не могу. Её сын стал смертником, но он уже умер. Не думаю, что Ратибор обрадовался бы, скажи я правду его матери. Но как я могу ее утешить? У меня же ничего же нет.
Левая рука сама зарылась в вещь-сумку…