Малыш Пьер увлек Мишеля за собой в переулок, и, не пройдя и сотни шагов, они вышли к началу уже известной Мишелю улицы, и он узнал дверь, которую ему указал нищий, прицепив к ней веточку остролиста.
Малыш Пьер, взяв в руки молоток, ударил три раза с неодинаковыми интервалами.
Дверь отворилась словно по волшебству. Мари и следом за ней Малыш Пьер вошли во двор.
— Хорошо, — сказал Мишель, — теперь я посмотрю, следит ли еще за нами тот человек.
— Ни в коем случае! — воскликнул Малыш Пьер. — Вас приговорили к смертной казни; если вы об этом уже забыли, то я помню; мы вместе подвергаемся опасности и потому должны соблюдать одни и те же меры предосторожности. Входите поскорее!
Тем временем на крыльце появился тот же человек, которого застал Мишель накануне вечером за чтением газеты; он был в том же домашнем халате, что накануне, и выглядел так, как будто его только что разбудили.
Узнав Малыша Пьера, он поднял руки к небу.
— Хватит, хватит, — сказал Малыш Пьер, — у нас не осталось времени, чтобы сетовать на судьбу. Все пропало: нас выследили. Дорогой Паскаль, впустите нас.
Мужчина указал на полуоткрытую дверь позади него.
— Нет, не в дом, а в сад, — сказал Малыш Пьер, — очевидно, не пройдет и десяти минут, как дом будет окружен. Скорее в укрытие! В укрытие!
— В таком случае следуйте за мной.
— Мы идем за вами, мой бедный Паскаль. Сожалею, что пришлось вас побеспокоить в столь ранний час, но больше всего мне жаль, что вам, по всей вероятности, придется переехать, если вы не хотите, чтобы вас арестовали.
Дверь в сад была открыта.
Однако прежде чем выйти из сада, Мишель протянул руку к Мари.
Заметив жест молодого человека, Малыш Пьер подтолкнул девушку к Мишелю.
— Ну, поцелуйте же его, — сказал он, — или хотя бы позвольте ему поцеловать вас. При мне можно: я вам здесь вместо матери, и к тому же я считаю, что бедное дитя заслужило поцелуй. Вот и хорошо! А теперь наши дороги расходятся: вы отправитесь в одну сторону, мы в другую. Однако будьте уверены, заботы о моих делах не помешают мне заняться вашими.
— Но смогу ли я увидеться с Мари? — спросил робко Мишель.
— Я знаю, что это очень опасно, — ответил Малыш Пьер. — Но говорят, что у влюбленных и пьяниц есть свой бог, который их охраняет; так вот я верю в этого бога и разрешаю вам нанести один визит на Замковую улицу, дом номер три, но не больше, ибо, так или иначе, я верну вам вашу подругу.
И с этими словами Малыш Пьер протянул Мишелю руку, которую молодой человек почтительно поцеловал. Затем Малыш Пьер и Мари поднялись в старый город, в то время как Мишель пошел вниз по направлению к мосту Руссо.
XV
РЫБАК РЫБАКУ РОЗНЬ
В тот несчастный для него день, когда баронесса де да Ложери задержала его у себя на целый вечер, метр Куртен весь измучился от переживаний.
Прижавшись ухом к двери, он подслушал разговор матери с сыном от начала до конца и, следовательно, узнал о шхуне.
С отъездом Мишеля рушились все вынашиваемые им с такой любовью планы; несмотря на высокую честь, которую ему оказала баронесса, Куртен только и думал о том, как бы отделаться от нее и вернуться на ферму, так как рассчитывал, что воспоминаниями о Мари, он, по крайней мере, задержит молодого хозяина; не следует забывать, что с отъездом молодого хозяина он терял ниточку, которая, по его расчетам, должна была привести его в таинственный лабиринт, где скрывался Малыш Пьер. Но, на его беду, баронесса де ла Ложери вернулась в замок совсем в другом настроении. Взяв с собой в замок Куртена, баронесса рассчитывала таким образом скрыть от него отъезд сына, избавив Мишеля от лишних вопросов и слежки арендатора; однако, обнаружив, что дом, в котором уже несколько недель квартировали солдаты, был в чудовищном беспорядке и почти полностью разорен, а это в ее глазах граничило с катастрофой, она почти забыла о том, что мэр Ла-Ложери не внушал ей большого доверия, и не отпускала его от себя, чтобы было кому послушать ее жалобы.
И если бы не отчаянный и вполне праведный гнев баронессы, который она выражала с присущей ей эмоциональностью, Куртен нашел бы какой-нибудь благовидный предлог, чтобы распрощаться с хозяйкой Ла-Ложери и поскорее вернуться на ферму.
Он был достаточно хитер, чтобы догадаться о том, что баронесса взяла его с собой в замок, дабы подальше увезти от сына; однако ее горе при виде разбитых тарелок, испорченных зеркал, выпачканных маслом ковров и разрисованных примитивными, но захватывающими своей выразительностью рисунками стен гостиной, которая была превращена в караульную, было настолько искренним, что Куртен уже начал сомневаться в своем первоначальном мнении и уже подумывал о том, что, раз его молодого хозяина не настроили против него, ему не составит особого труда с ним переговорить до того, как тот отправится на корабль.