Волчонок

«Просыпайся, сынок! Просыпайся! Ты забыл, что сегодня твой день рождения? Посмотри, какие подарки! От деда – велосипед, от тёти Иры – пижама и куртка, от нас с папой – жизнь. Антоша, ты слышишь меня, свою маму? Вставай, мой мальчик, вставай и иди! Ты увидишь, куда идти. Вставай, мой сынок, ещё не время встречаться… – Мама плакала, звала, тормошила. – Антоша, я испекла тебе торт. Посмотри, какой он необычный – хлеб и свежее молоко… Ну, вставай же, вставай… друг ты мой ситцевый…»

* * *

Антон проснулся в настоящей кровати. Недоверчиво пощупал подушку (мягкая!) и простыня белая и одеяло настоящее… Как у мамы… Он оглядел небольшую комнату – две кровати, стол и две табуретки. На стуле рядом с его кроватью – стакан молока и краюха хлеба. На спинке стула выстиранная одежда, а в углу перед иконами и горящей лампадкой, стоит одетый во всё чёрное человек…

Антон попробовал встать, но голова закружилась, и он снова упал на кровать. Человек обернулся. «Очнулся? Вот и славно! Попей молока, скушай хлеб».

Четыре деревянных дома, крохотная часовенка, коровник, сарай с поленницами дров, покрытые снегом ульи – это Скит, затерянный в Оренбургской степи. Шесть иноков. Они всегда в чёрном, немногословные, работящие… Работа – молитва, работа – молитва… В девять вечера все засыпают, чтобы в час ночи снова встать на молитву. «На полунощницу, – объяснил дядя Роман. – Ночью тише – молитва звонче».

Это дядя Роман нашёл его тогда в степи, возвращаясь из монастыря. Это он лечил его мёдом и травами, отпаивал козьим молоком, а потом испросил разрешения у отца-настоятеля оставить до тепла.

Антон научился доить коз, знал, как давать им корм, приносить воды. Научился колоть дрова и если их расколоть на мелкие щепочки, сложить домиком, как показывал дядя Роман, то огонь сразу вспыхнет и будет ровно и долго гореть. Научился Антон чистить картошку, по-разному: спиралькой, полосками, кольцами. Не сразу, но справился с коварным колодцем и нехитрой наукой носить коромыслом вёдра…

– Дядя Роман, почему ты всё время молишься? – удивлялся Антон. – И телевизора у вас нет, и в кино вы не ходите… Ни велосипеда, ни телефона… Неужели не скучно?

– Скучно? – удивился дядя Роман. – Ну, что ты, Антоша, ты просто не знаешь, как это сладко – в Боге жить.

На другом берегу реки сверкал голубыми куполами огромный мужской монастырь. Иноки часто ходили туда на службу – зимой напрямик по льду, летом – по деревянному мостику чуть вверх по реке от скита. На Рождество дядя Роман впервые взял Антона с собой.

* * *

И почему он считал монастырь огромным? Это по сравнению с их скитом он огромный! Антон видел монастырь в Пскове – вот там монастырь! Монастырище! Ребята говорили, что под ним есть пещеры с покойниками. Антон никогда не видел покойников, даже к маминому гробу не подходил. В пещере он не был, хотел посмотреть, но его не пустили. Здоровенный мрачный монах сказал, что ему еще рано. Антон пробовал прошмыгнуть, да разве такого обманешь?..

В Храме было много народу. И откуда он только взялся? Антон за эти два месяца и людей-то вокруг не видел, разве что иноков. Куда ни посмотри – степь, а вот ведь – пришли! Дядя Роман поставил его на правой стороне, у колонны: «Стой здесь, Антоша, эта сторона для мужчин», а сам куда-то ушёл. Раздался колокольный звон… Началась служба. Антон не понимал, что говорит священник, и хор где-то вверху пел совсем неразборчиво, наверное, пели на том непонятном языке, на котором молится дядя Роман. Интересно, долго ему так стоять? Дядя Роман ничего не сказал, может, час, может, больше. Скучно, конечно, но ничего – он постоит, тем более, что народу набралось не протолкнёшься… Жарко здесь, что ли? Вроде, все в куртках стоят, в пальто, вон – девчонка даже нос шарфом укутала, а ему жарко. Течёт по спине горячая струйка и руки отяжелели, как будто сейчас не зима, а жаркое лето. И голова какая-то странная – вату в неё, что ли, набили? А священник стал понятнее говорить и то, что поют, можно уже разобрать. Запах ладана так привычен! В лампадке у дяди Романа – такой же…

…Миром Господу помолимся.

О свышнем мире и спасении душ наших

Господу помолимся…

Интересно, а мама бывала в церкви? Наверное, нет. Он помнит, как незадолго до её смерти к ним пришла Танькина мама и спросила, крещён ли Антон? «Нет, – ответила мама, – еще не крещён. Но я обязательно отвезу его в церковь. Разузнаю, что и как, и отвезу».

Не успела…

Мама, мама… На самом деле она приходила, когда он умирал или ему показалось? И зачем он хотел искать какую-то маму, когда у него уже была мама? «Не реви, солдат! – учил дед. – Мужчины не плачут». Он и не плакал… Ни когда его били, ни когда замерзал, не найдя ночлег. Даже когда сильно порезал ногу, наступив на осколок стекла, а сейчас вот плачет и почему-то не стыдно…

…Вся земля да поклонится Тебе, и поёт Тебе,

Да поёт же имени Твоему Вышний…