Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время

Все эти дни Мессинг старался не тратить времени даром. Набирался сил, прикидывал, как половчее выскользнуть из объятий такого цепкого, многорукого и многоликого отца, как НКВД.

К сожалению, ему так и не удалось выяснить, что курит Амаяк Захарович. Скорее всего, нарком предпочитает персидские сигареты, которыми после августа сорок первого контрабандисты завалили Ташкент[71]. Представьте разочарование, когда в кабинете Гобулова Вольф не обнаружил ни запаха табака, ни какого-нибудь другого аромата – например, одеколонного или насыщенного женского духа, способного донести до него подспудные мысли местного балабоса.

Товарищ Гобулов оказался красавцем: высокий, с тонкой талией, аккуратными усиками, он трудно поддавался гипнозу. Мысли прятал глубоко, не подступиться.

Но Мессинг не терял надежды. Пусть его недоброжелатели думают и пишут, что угодно, но Мессинг и без применения идеомоторики или гипноза имел возможность докопаться до причины такого странного гуманизма несгибаемых чекистов, который они проявили к залетному гастролеру. В те суровые дни, когда Вольфа поместили в тюремный лазарет, ему пришлось мысленно познакомиться со множеством трагических историй, которые то и дело случались с подследственными в подвалах местного кирпичного дома.

Эти рассказы Мессинга не столько испугали, сколько взбодрили. Ермаков и Гнилощукин подтащили медиума к краю пропасти и на самой кромке дали возможность передохнуть. Он был просто обязан воспользоваться представившейся удачей и для поднятия духа заглянул в бездну. Оттуда, не мигая, на Мессинга пялились желтые, манящие ужасом, прилипчивые глаза альтернативного будущего. Оно непонятно каким образом соседствовало с обещанным ему счастливым концом, наблюдавшим за ним сверху, сквозь божественную лазурь. Незримые сущности, в том числе «измы» и «сти», всякие прочие химеры и эйдосы, толпившиеся рядом, с любопытством ожидали, что предпримет завзятый экстрасенс, чтобы отскочить от края бездны? Какой пируэт совершит?

Мессинг кожей ощущал ответственность перед этой незримой публикой. Чувство ответственности, желание исполнить долг обострили его дар до неслыханных пределов. Он настолько овладел искусством угадывания мыслей, что ему уже не нужен был табачный дым. Ему хватило бы любой зацепки, например, доброжелательного настроя индуктора, его желания поделиться с экстрасенсом сокровенным, какими бы соображениями тот ни руководствовался. Сгодилась бы его отвлеченность на какой-нибудь пустяк, например, на воспоминания о детстве, мечты о женских прелестях или раздумья по поводу того, какую карту, играя в дурака, выгоднее сбросить.

В любом случае нужна была ясность. Вольфу позарез хотелось знать, по какой причине известного артиста, имевшего успех перед самой высокопоставленной публикой, швырнули в лапы Гнилощукина, а потом поспешно, не без некоторой опасливой суетливости поместили в лазарет. Что это, приказ Москвы? Тогда его дело худо. Или это инициатива местного начальства? Эта тайна занимала его куда больше, чем снисходительные извинения красавца Гобулова, который, оказывается, слышал о Мессинге и его минских и московских похождениях.

Случившееся он назвал «досадным недоразумением», затем, глядя куда-то в сторону, на пол-оборота отвернувшись от Мессинга, упрекнул:

– Что же вы, товарищ Мессинг? (Навязался ты нам на голову!) Такой известный человек! Знаток неизвестного! Мы ожидали, что вы поможете нам, а вместо этого вы пишете кляузы. (Нашел время!) Обстановка в Средней Азии сложная, далека от идеальной. В некоторых горных районах не прекращаются волнения, связанные с мобилизацией мужчин призывного возраста.

Он обратился к медиуму «товарищ», поделился секретной информацией о бунтах и выступлениях декхан. Значит ли это, что Гобулов готов на мировую? Даже если так, ученый Вайскруфтом и Берией, Вольф знал цену такого рода предложениям.

Мессинг поддержал доверительный тон:

– Товарищ Гобулов, я не могу взять в толк, какую помощь вы имеете в виду? Если вы имеете мое письмо в центральный аппарат, то посоветуйте, что я должен доложить в Москву по поводу срыва порученного мне задания.

Амаяк Захарович резко повернулся к нему:

– Какое задание? Почему я не в курсе?

– Ну как же. Я приехал в Ташкент по линии Госконцерта для выступлений в госпиталях и воинских частях, в том числе и перед поляками, примкнувшими к Андерсу. Но никто и никогда не заставлял меня готовить отчеты навроде тех, которые потребовал от меня Ермаков. Если вас интересуют подробности, свяжитесь с товарищем Берией. Он вам все объяснит.

– Не надо брать меня на пушку, товарищ Мессинг. (Чертов Ермаков, чтобы шайтан тебя проглотил!). Мы, кажется, делаем одно дело – бьем ненавистного фашистского гада! – поэтому нам надо работать сообща. Я всего лишь хотел проверить, насколько точно вы выполняете приказ наркома.

– В таком случае вам должно быть ясно, что со сломанной ногой мое задание теряет всякий смысл.

– Не беспокойтесь, мы вас быстро подлечим, – заверил Гобулов. – У нас здесь, в военном госпитале для старшего офицерского состава, прекрасные специалисты.