Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время

Это был закономерный итог общения с человеком с «измами». В конце концов верх всегда берут «деловые соображения» или «революционная необходимость». Несчастный начинает прятаться за ними, не сознавая, что такого рода «интересы» являются наиболее гнусной разновидностью «измов», только более грубого, неопрятного помола. Мессингу не было дела, был ли Вилли честен, уверяя, что его тревожит исключительно успех их совместного предприятия. После его слов Вольф впервые воочию ощутил шелест направленной ему в затылок пули. Это ощущение, сопровождаемое разглядыванием замедленных кадров его расстрела, было настолько невыносимо, что Вольф, сославшись на усталость и необходимость подготовиться ко второму действию, заперся у себя в номере и повалился на диван. Фактически его подвели к краю пропасти. Дело было даже не в зрелище окровавленного медиума, брошенного умирать в каком-то мрачном перелеске, в сырой, противной яме. И не в том, что в грядущем он ясно ощущал собственное присутствие во плоти и крови. К сожалению, в каком качестве Вольф там окажется, разобрать было трудно, но то, что будущее все ближе подступало к нему, все теснее сжимало его в своих объятиях, было бесспорно. Вокруг мелькали иные, на его взгляд, нелепые или слишком кричащие костюмы. Странного вида упакованная в прозрачную пленку еда, прямоугольные сумки из неестественно тонкого, напоминавшего пленку материала ставили вопросы, на которые у Вольфа не было ответов. Что оставалось неизменным, так это неотвязная слежка, которая сопровождала его и в будущем.

Подспудное чувство, мало зависимое от телепатии, подсказало: час пробил! Пора делать выбор.

Здесь и сейчас.

Либо ты с Вайскруфтом, а, следовательно, с Гитлером, либо ты сам по себе, вольная птица, в поте лица добывающая корм, готовая при любой опасности вспорхнуть в небо.

Это был нелегкий выбор.

Трудность была даже не в преднамеренной лжи, к которой призывал Мессинга Вайскруфт.

Угроза таилась в самой правде.

Правда была немыслима, нежелательна, ужасающа. Вольф воочию, до покалывания в кончиках пальцев, увидал в будущем господина Гитлера. Он склонил голову перед усатым дядькой в военной форме и шишастом шлеме. Просвещенный Вайскруфтом, он узнал в дядьке стареющего Гинденбурга, избранного в те годы президентом республики.

Его встреча с Гитлером, чья прическа была тщательно вылизана – волосок к волоску – свидетельствовала, что Адди высоко взлетел. Сообщить об этом коричневой публике было для Вольфа величайшим горем, но будущее, чтобы состояться, требовало жертвоприношений. Почему-то жертвы всегда выбирались среди еврейского народа.

Дальше заглядывать Мессинг не пытался, потому что, однажды рискнув, обнаружил, что последующие видения могли доконать не только цыгана или еврея, но и француза, поляка, русского. Каждого европейца, начиная с Греции и кончая Норвегией.

Ком ощущений, свидетельств, изредка долетающие до Вольфа обрывки фраз, страх перед выбором, перед шелестящей в полете пулей, перед скверной ямой, жажда жизни, наконец, – необычайно возбудили его. Никогда ранее Мессинг не был так хорош. Ни в берлинском паноптикуме, ни у профессора Абеля, ни во время триумфальных выступлений в Винтергартене, ни в Советской России, даже на смертном одре он не был так хорош. Он ощутил такую силу мысли, такую убедительность прозрения, что, как только вышел на сцену, шумевшие и переругивающиеся между собой зрители сразу замолчали.

Сцена была освещена кровавым светом, таинственно шевелились бордовые кулисы, такого же тревожного цвета задник нависал над Мессингом. Белого вокруг было чуть-чуть, разве что манишка, выглядывавшая из-под фрака Вайскруфта.

Для затравки медиум небрежно перемножил два немыслимых по количеству цифр числа. Он вел себя так, как должен вести себя всемогущий маг, взлетевший на пик своего могущества.

Наконец пробил час, о котором Вольфа предупреждал Вилли, и из зала, с той стороны, где сидел господин Геббельс, долетел подготовленный вопрос: что ждет немцев в ближайшее время?

Вольф сердцем ощутил, как напрягся Вилли – решалась его судьба. Стоило ему уйти от ответа, как вся задумка со страхованием богатых и влиятельных тузов, основанная на мистических данных нелепого еврейского ясновидца, могла рухнуть напрочь. Обломки насмерть придавили бы его.

Не говоря уже о Мессинге.

Вольф был вынужден сказать правду. Ради уважения к самому себе, ради сохранения дистанции между собой и теми, кто напряженно слушал его.

Он сделал скорбное лицо – как еще он мог выразить свое отношение к будущему! – вскинул руки и произнес:

– Вижу. Вижу множество людей во фраках, в парадных мундирах. Вижу отца нации. Он бодр. Он пожимает руку одному из политических лидеров. Его имя всем известно. Он патриот до мозга костей. Он жертвовал собой на фронтах Великой войны, он способен повести нацию к победе. Гинденбург передает ему бразды правления. Теперь Германия сможет сделать решительный шаг в будущее.