Воля богов! (СИ)

   Богиня замерла, не в силах поверить, что эта беспомощная развалина, доживающее последние дни подобие человека - тот самый красавец пастух, ради которого она когда-то, совсем недавно, забыв о божественном достоинстве, не устыдившись ни людей, ни Олимпа, с головой бросилась в любовную авантюру, следствием которой стал её любимый сын Эней.

   -- Анхиз, - сквозь слёзы прошептала она, - тут опасно, тебе нельзя здесь оставаться, ты должен бежать.

   -- Я, Фросенька, больше не бегаю, - слабо улыбнувшись, прошамкал Анхиз. - Бегите сами. Мне уже всё равно недолго осталось.

   Глядя на своего старого друга, Афродита понимала, что так оно и есть. Ему действительно осталось недолго, и, даже если удастся его спасти, это продлит ему жизнь лишь самую малость. Но если это и должно случиться, пусть это произойдёт потом, не сейчас, не у неё на глазах.

   -- Эней! - истерично завизжала богиня. - Что встал?! Спасай Анхиза!

   Эней поспешно поднял отца с постели, взвалил его себе на плечи и выбежал на улицу. Креуса и Юл бросились за ним.

   Навстречу им уже бежали греки. "Это же Эней!" - закричал кто-то. "Эней!" - подхватили остальные. Смерть самого ненавистного после Гектора и Париса троянца должна была стать достойной наградой для случайно натолкнувшегося на него греческого отряда. Эней, на плечах которого висел отец, был совершенно беззащитен перед десятками врагов. Афродита не сумела скрыть его от чужих взоров - волнение и мешавшие импровизированные доспехи не дали ей этого сделать.

   Вдруг между Энеем и греками в торжественной позе возникла Афина. "Греки! Друзья мои и боевые товарищи! Посмотрите на этого мужественного героя! В минуту смертельной опасности он думает не о своём спасении, а о старом и дряхлом отце. Это ли не яркий пример благочестия и сыновней любви, которому все мы должны следовать? Склоним же оружие и дадим дорогу тому, кто стал для нас воплощением добродетели среди всеобщего кошмара и кровопролития!" - хотела сказать она, но успела сказать только: "Ой!" Греки оттеснили её в сторону, сбили с ног и побежали дальше. "Греки, вы что, не узнали меня? Я же Афина, я за вас!" - бормотала богиня войны, отползая к стене, чтобы не быть затоптанной. Ни её блестящие новые доспехи, ни белоснежная эгида, ни сама её олимпийская божественность не удержали потерявших человеческий облик, озверевших от убийства, насилия и грабежа мародёров.

   Но на пути их встала стеной богиня любви. Это была не нежная красавица, какой её обычно изображали скульпторы. Мало кому доводилось видеть Афродиту в гневе - с пылающим взглядом и вздыбленными волосами.

   "Вон отсюда, импотенты!" - заорала она, растопырившись на всю улицу. Сам Зевс не решился бы перечить такой Афродите.

   Вид разъярённой богини задержал греков лишь на одно мгновение, но его хватило, чтобы Арес и Аполлон, примчавшиеся на её крик, встали по бокам от Энея и закрыли его щитами. Первые греки, приблизившиеся к ним, тут же разлетелись на куски под ударами божественных мечей.

   Выставив перед собой копья, боги ринулись вперёд, ведя за собой Энея с Анхизом на плечах, вцепившегося в отца Юла и бегущую позади Креусу. Раскидывая и убивая всех, кто попадался на пути, не задерживаясь ни на миг, под непрерывные вопли Афродиты, они правительственным кортежем промчались до самых ворот, выбежали из города и остановились только у реки, где вокруг никого не было, и куда уже не доносился шум боя. Эней опустил отца на землю, посмотрел на Юла, огляделся.

   "Где Креуса?" - спросил он.

   Креусы не было.

   Эней бросился обратно в город, но Аполлон с Аресом встали у него на пути. "Тебе туда нельзя, - растерянно пролепетала Афродита. - Креусы больше нет. Её действительно нет, тут ничего не поделать. Всего этого больше нет, - она провела рукой, показывая на горящий город. Всё это осталось в прошлом, а тебе надо думать о будущем. Смирись".

   Вечером того же дня освящённый закатным солнцем Зевс стоял на вершине Олимпа и смотрел на троянский пожар.

   -- Красиво горит! - задумчиво сказал он после долгого молчания.

   -- Да, очень величественно, - согласился Гермес.

   "А ведь всё началось с того, что три подвыпившие дуры поспорили, какая из них самая красивая", - подумал громовержец.

   "Нет, Кроныч, не с этого, - мысленно возразил ему Гермес. - Всё началось с того, что ты своими изменами довёл жену до белого каления, и дочку вовремя замуж не выдал".

   Громовержец строго на него посмотрел, но ничего не ответил. Немного помолчав, Зевс неожиданно обратился к Аполлону:

   -- Скажи мне, Феб, какой сейчас век.

   -- Какой век? - вздрогнув, переспросил Аполлон. - Хороший век. Бронзовый, самый конец.

   -- Нет, - не глядя на него, продолжал Зевс, - скажи мне, Феб, какой сейчас век до нашей эры.

   -- До нашей? До какой нашей? До твоей? О чём ты?

   Зевс отмахнулся и медленно пошёл вниз, к своему дворцу, на ступенях которого несколько богинь собрались вокруг бившейся в истерике Афины. Ирида неуверенно хлопала её по щекам, Геба пыталась напоить нектаром, но богиня войны давилась, прыскалась и никак не могла отхлебнуть из протянутого ей кубка.