Волк в ее голове. Книга II

Топор… осколки триплекса… разбитое окно…

Сердце раз за разом пропускает удары, будто внутри него разверзается холодная могила. Грудь полыхает огнём, в глазах темнеет, а я всё не дышу — знаю, что надо, но боюсь пошевелиться.

Если обрезать и выкрасить чёрным волосы, если добавить приступы лунатизма, пропавшую маму и разбитую до крови губу, и месяцы невзгод, где каждый день считается, как у собаки…

Забыв обо всём, я шагаю вперёд и обнимаю её. Топор с грохотом падает на асфальт.

Диана.

Господи, это Диана.

Книга вторая

Птицы во мгле

Я подошёл, и вот мгновенный,Как зверь, в меня вцепился страх:Я встретил голову гиеныНа стройных девичьих плечах.

На острой морде кровь налипла,Глаза зияли пустотой,И мерзко крался шёпот хриплый:«Ты сам пришёл сюда, ты мой!»«Ужас», Н. Гумилев

Сон первый

Цветы лучше пуль

Слушайте, вы же знаете выражение «олень в свете фар»? Если не знаете, суть такая: по ночному лесу едет машина, к ней на дорогу выходит рогач, попадает в свет фар и застывает, как… как холодец. Ага, наверное, это не лучшее сравнение для подобной ситуации, но оно неплохо изображает консистенцию животного после свидания с бампером.

Шансов выжить — ноль.

Вы решите, что парнокопытное тупит, раз не убирается с дороги. Но по факту оно:

а) ослепло от света,

б) думает.

В самом деле думает: бежать или нет? Крупная угроза или маленькая? Быстрая или медленная?

Ни черта не понятно, и два белых шара с рёвом надвигаются из темноты.

Сейчас Диана смотрит на меня как этот самый олень, и я отвечаю тем же. Челюсть трясёт, в ушах звенит, в голове пусто. Вакуум. Шаром покати. Столько времени, эмоций и сил кануло на поиски, что мне необходима перезагрузка, как компьютеру.

Пряди смоляной чёлки Дианы подрагивают от ветра и то закрывают, то открывают лицо. В ранке на нижней губе собирается багровая капля, соскальзывает вниз по подбородку и падает в лужу под ногами.

Хлоп.

Хлоп.

Чёрные, нефтяные глаза Дианы расширяются, рот приоткрывается.

— Губку-Боба зарезали, — чистым, звонким голосом говорит она.

— Эф-ф… Че?

Смысл и звук слов доходит издалека, как из-под воды. Я медленно опускаю взгляд и осознаю, что до сих пор обнимаю Диану. Нет, не обнимаю — стиснул её плечи, будто держу над пропастью, почти вдавил в лоскуты от балахона Губки — Боба, красные, мокрые, тяжёлые от крови.

Руки мои разжимаются, опускаются, как чужие, как не по своей воле. Рана на рёбрах болезненно расходится, и переулок муторно ведёт в сторону.

Диана смотрит на топор, который утоп в луже, на разбитое окно автомобиля. Снова на меня — так, будто осознала, что натворила.

— Блядь. Блядь. Чел… — Диана протягивает руку, но я машинально отступаю. — Чел! Блядь! Я же не… я не!..

Она в отчаянии хватает топор — тот скребёт по дну лужи — и достаёт зажигалку. Вспыхивает язычок пламени, облизывает ржавое острие, но он бессилен испарить потёки грязи.

— Я знаю, мы прижжём рану. П-прижжём, и все будет заебись.

Мне вновь, как в полиции, становится смешно. Нижняя челюсть трясётся, и я говорю сквозь зубы, сквозь бешеную пляску лица:

— Ус-спокойся. Ребра н-не режутся. Не говоря, что теплоемкость топора шестьсот с лишним…

Тут химические выкладки в в моей голове заменяет мясной цех с рядами тушек: они движутся по конвейеру, работники в фартуках деловито ходят следом.

Там-то рёбра наверняка режут. Или пилят?

Или рубят?!

А если рубят, то чем?

Топором?

Нет, ну не перебила же Диана мои рёбра?..

Диана приоткрывает тонкие губы, словно услышала эту мысль, и замирает. Рыжее пламя гаснет, раздаётся очередное «блядь», и зажигалка с переворотом падает в ту же лужу. Отражение фонаря идёт волнами. Диана дует на место ожога, дёргает рукой.

— Н-надо, не знаю, в-в аптеку? — От напряжения, от шока мою челюсть уже не трясёт — сводит, и слова даются с трудом. — Д-да?

Я оглядываюсь по сторонам, будто знаю местность как свои пять пальцев. Увы: и округа, и мои мысли — всё растворяется в молочном пару, которым дышат канализационные решётки.

— Аптека? — Диана прижимает место ожога к губам. — Оки. Аптека… Чел, тебе никак!

Я без понимания смотрю на Диану, и она торопливо объясняет:

— Ты весь в крови! Весь блядский Губка-Боб в блядской крови! Тебя начнут спрашивать, и… Я сама сбегаю. Оки? Сама! Ты подожди. Оки? Я молнией. — Диана растопыривает пальцы, и это выглядит до странного мило, будто малыш показывает ладошку. — Пять минут.

— Чё?

— Стой здесь, чел, я быстро. — Диана вертит головой. — Супербыстро.

— Диана!

— Сверхбыстро!

Она шагает через лужу, и меня прорывает криком:

— Я не хочу тут стоять!

Диана замирает, оглядывается. Облизывает окровавленную губу.

— Чел, я… Тебя там увидят! Вопросы, полиция…

— Блеск! — Я нервно хихикаю и показываю на автомобиль. — А если меня ТУТ увидят? Ты машину взяла на абордаж!

Диана прикладывает пальцы ко лбу и замедленно моргает.