Волк в овчарне

Скиргелла охотно рассказывал о себе , не скрывая будущих планов. Попав в ходе последней московской войны короля Стефана в огромные неприятности, он обещал Христу и Деве Марии, что, хотя по рождению был он кальвинистом, то в случае спасения его жизни отправится он паломником в Святую Землю. А поскольку неожиданная помощь, была вызвана, скорее, храбростью его боевых товарищей, чем сверхъестественными силами, то он не утратил ни воли ни здоровья. Но, будучи человеком чести, решил он свои обещания исполнить. Несколько лет заняла подготовка, и вот теперь он приступил к действиям. Мои скорость в создании рисунков, медицинские способности Леннокса и знание арабского языка, которым хвалился Алонсо, привели к тому, что он признал нашу полезность в путешествии и принял в свою компанию, беря на борт наемного галеона, на котором планировал добраться до Кипра. Вообще-то Скиргелла поначалу планировал посетить Святую Землю, а только лишь потом отправиться на берега Нила, но после пары разготов готов был поменять очередность, не слишком-то обращая внимание на уговоры молодого иезуита, который, вообще-то, паломничество к Гробу Господню делом хвалебным, но вот уже заинтересованность наследием древнего язычества, к тому же в государстве, которым управляли мусульмане-мамелюки, делом весьма рискованным. С того момента, когда он получил от венецианского провинциала соответствующие разрешения, отец Станислав почувствовал себя чуть ли не предводителем похода, и готовился к путешествию исключительно в этом характере. К счастью, молодой литвин считал, что священник обязан, скорее, служить отпущению грешных поступков, чем предупреждению их, и категорично дал это понять иезуиту.

Нанятое судно, которое под командованием капитана Острелли (мальтийца по рождению) совершило множество походов по Средиземному мору, а так же по Понту Эвксинскому, стояло в Маламокко, у выхода в Адриатику, и ожидало лишь улучшения погоды, которое ожидалось к концу марта.

Очередной стоящей перед нами проблемой было обеспечение себе алиби на время похищения обручей. Для этой цели, в самый последний вечер перед выходом в дальний путь, уже после того, как церковь закрыли, мы пригласили пономаря выпить винца в таверну сразу же за Школой святого Роха, где сидели до самой полуночи, что могла подтвердить целая куча свидетелей. И вот тут-то свою большую роль сыграл Гог. И напрасно было бы искать кого-либо, более всего способного к этому вот делу.

Что касается происхождения негров, имеются две теории. Одна гласит, что это сожженные эфиопским солнцем потомки Хама, которого проклял отец Ной; другие же утверждают, что они происходят от обезьян, которых какой-то добрый миссионер окрестил по ошибке, одаряя бессмертной душой. Что касается этой другой версии, у меня имеются серьезные сомнения, ведь известно же, что чернокожие негры жили на свете задолго до рождения Иисуса Христа, до деятельности его апостолов и миссионеров.

Занятый выпивкой с пономарем, я мог себе только представить, каким образом слуга il dottore исполнил свою задачу: как по стене колокольни, похожей на турецкий минарет, он вскарабкался на крышу, выбил одно из окошек головного нефа, как протиснулся через ажурное переплетение перекрытий, спустившись на поперечные балки, распирающие неф, а затем перескочил на люстру. Впоследствии немой слуга показал нам жестами, как он страшно боялся того, что конструкция рухнет под его тяжестью и рухнет на пол, но цепь выдержала. Не поразила Гога и божья кара, когда с помощью долота он срывал обруч от железного круга. Ту же самую операцию он повторил со второй люстрой-подсвечником, после чего, обернувшись золотой лентой, словно египетская мумия, с помощью веревки вернулся тем же путем, которым и попал на место.

Галеон пана Скиргеллы вышел в море на рассвете 16 апреля. Но если бы даже кто-либо из венецианцев пожелал его обыскать, он ничего бы и не обнаружил. Вместе с Гогом и его золотыми бинтами мы ожидали в лодочке за Лидо, спрятавшись в тумане, который начал расходиться только лишь к полудню.

- Женщина, - пояснил магнату мое опоздание Леннокс.

Пан Скиргелла лишь усмехнулся, ибо, хотя и был он человеком набожным, но горячий темперамент венецианок знал не по одним только рассказам.

На несколько неуклюже двигающегося Гога он и внимания не обратил.

Первые три дня нас качало весьма паршиво, поэтому, ужасно больные, мы во основном, валялись по койкам, так что лингвистические исследования нам в голову не лезли. Море успокоилось лишь тогда, когда мы добрались до Зары (местные, пользующиеся одним из южнославянских диалектов, называют этот город Задаром), где нам пришлось остаться на пять дней по причине дующего в лоб ветра, который мои земляки называют сирокко, по причине чего плавание на юг было просто невозможным.