Волхв

Мстислав вышел из гридницы, когда пир, устроенный для дружины, был в самом разгаре: еще лился пенный мед и темное густое пиво, еще звучали хвалебные речи и печальные напевы гусляров, еще слуги разносили на блюдах жареное мясо и огромные пироги. Но все это князя уже не волновало; волхв заронил в его сердце искру великого дела, дела, которое было под стать его нерастраченной силе, дела, о котором он давно тосковал, сам того не понимая, но которого страстно хотела его душа, жаждущая великих подвигов. И теперь мысли его сами летели прочь от привычных утех, которые стали казаться ему мелкими и смешными. Он уже двинулся по темному переходу туда, где его ждал верный Искрень, охранявший волхва, как вдруг дверь в гридницу за его спиной приоткрылась и полоска желтоватого света упала ему под ноги. Мстислав остановился, но оборачиваться не стал; он был почти уверен в том, кто будет сейчас стоять за его спиной, и довольно улыбнулся, предчувствуя свою маленькую победу над могучим боярином. То, что за его спиной стоит именно первый боярин, он уже нисколько не сомневался, потому что в затылке противно свербило от назойливых попыток вытянуть его княжеские мысли. Уже с его языка готово было сорваться ехидное словцо, что-нибудь вроде: «Поговорим, Лют Гориславич…» – так, чтобы боярин понял, как он, Мстислав, раскусил его, но князь этого не сказал и… вовремя. Сзади раздался совсем другой голос, окликавший его. Князь обернулся, досадуя, что он опять проиграл.

Перед ним стояли два отрока с легкими щитами в руках, у одного из них был еще факел, а другой имел короткое копье.

– Лют Гориславич велел нам тебя проводить, – приглушенными голосами хором пробубнили отроки.

– Что я вам, девка, что ли, чтоб меня провожать, – хмыкнул Мстислав. – Шли бы себе лучше в гридницу к остальным пировать. Или вам угощенье мое не по нраву?

– По нраву, – опять хмуро пробубнили отроки хором. – Только Лют Гориславич велел нам строго-настрого беречь тебя, князь.

«Что за новости, – подумал Мстислав – первый боярин печется обо мне, как о родном сыне». Да и к чему столько беспокойства: за стены детинца еще ни разу не проникали наемные убийцы; это не город, где ночью на улицу без охраны не выходит никто и люди чувствуют себя в безопасности только за крепкими засовами и надежными ставнями. Он уже собирался рассердиться и прогнать отроков, но неожиданно ему все это показалось забавным, словно начало какой-то таинственной игры, которая, приоткрыв часть своей сути, увлекала еще дальше причудливым неразгаданным смыслом.

– Ну что ж, ребятки, коли так, то пойдемте, – с усмешкой сказал он, приглядываясь к отрокам. – Посмотрим: какие из вас телохранители.

Но ребятки ничего ему не ответили, а молча заняли свои места спереди и позади князя. Дверь в гридницу почти тут же захлопнулась, и все погрузилось в темноту, но Мстислав все-таки успел мельком разглядеть лица своих провожатых. Что-то ему показалось в них странным, но что – он никак не мог сообразить. Это его раздражало и тревожило, но показать отрокам свою неуверенность он никак не хотел. «Если вернуться в гридницу, чтобы рассмотреть лица отроков, – подумал он, закусывая от досады губы, – то боярин сразу поймет, что я испугался». Хотя чего он, князь, должен бояться в собственном тереме? И все-таки… смутное беспокойство незаметно взвинчивало нервы. Мстислав глянул на узкую полоску света, сочившуюся через дверную щель, и вперед, где в десяти шагах на стене тускло мерцал масляный светильник. Такие светильники по образцу византийских он завел для освещения терема недавно, потому что здесь, на юге, было много дешевого масла, а греки в изобилии поставляли его. Теперь он мысленно мерил шаги до этой точки света, чтобы еще раз взглянуть на лица своих провожатых. Они уже зашагали вперед, как вдруг его сознание поразила странная мысль: «А что, если этот, который идет сзади с копьем, ударит в спину этим копьем?» Холодок пробежал меж лопаток, и князь сглотнул пересохшим ртом тугой комок воздуха от короткого напряженного вздоха. Но через пару шагов он успокоился; ничего не происходило, и напряжение было сброшено, как тяжелая ненужная ноша.

– Что-то я вас, ребята, не припомню. Вы чьи будете-то? – вздохнув, спросил Мстислав отроков, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы еще раз вслушаться в их голоса.

Отроки молча прошли несколько шагов и, когда идущий впереди сунул факел к огню светильника, ответили снова теми же бубнящими дружными голосами:

– Твои мы, князь, твои.

– Мои, – хмыкнул Мстислав. – Оно, конечно, мои, но отцы-то ваши кто будут?