Волхвы

И немного промолчав.

— Еще раз с возвращением и извини, нас за то, что так получилось. Если сможешь, конечно. Твоей жене мы сообщили, что на тебя было совершенно нападение. Она сказал, что приедет за тобой.

* * *

Иван остался в палате один изучать потолок. Не то, чтобы ему что-то сообщили новое. Все-таки годы в чужих телах его многому научили. Все это уже успел и сам понять, но одно дело догадки, другое дело услышать от реального человека. Или не реального? Все это еще предстояло проверить, а пока, это чувствовал точно, думать, что делать дальше ему ну никак не хотелось. Наконец-то он в своем времени и в своем теле! Вот что главное! Он может шевелить своими руками, ногами, крутить головой, когда сам захочет. Это такой кайф… К черту больницу! Домой, домой. К жене.

Иван сгреб в охапку свои документы. Достал из тумбочки фотоаппарат и планшет. Снял со стула футболку и джинсы, залез в свои разбитые берцы и ощутил себя самым счастливым человеком.

Ощущение близкое к нирване догнало его, когда сел за руль машины и втянул ноздрями запах потертой кожи салона. Не хватало еще маленькой детали. Иван аккуратно взял свой планшет. Стекло было треснуто, но не сильно. Подключился к зарядке и привычным движением провел пальцем по экрану.

Поразительно, в сети всего три дня, но почти сразу же после подключения на него обрушился град смс и пропущенных звонков. Жена пыталась набрать его 56 раз. Звонила мама. Из типографии. Друзья сообщали, как им классно в Абхазии.

— Как мало надо для счастья? — мелькнуло у Ивана в голове, и он принялся набирать свою Мулю.

* * *

Жена сообщила ему, что сломала ноготь и не сможет выехать за ним немедленно, так как должна была заехать к своему мастеру, чтобы подправить маникюр. Собственно поэтому она ему столько раз и звонила, и была сильно раздражена, что он уже третьи сутки подряд, никак не хочет взять трубку.

Иван с удовольствием выслушал еще раз все, что о нем думает Муля! Конечно, ему и раньше прилетало от нее, но сегодня она была особенно в ударе. Впрочем, Иван отметил для себя, что еще три дней назад, он бы впал в рефлексию по этому поводу, а сейчас только подумал, что уже больно сильно его жена стала ругаться. Прямо как старуха из сказки Пушкина, которую слушал на балу у графа. Не рановато ли?

Однако, память услужливо напомнила ему для чего собственно была создана женщина. В ее функции спасение мужчин из неприятностей явно не входила. Да, и чем собственно она могла ему помочь? Еще саму бы пришлось спасать, учитывая, что она за пределы Садового кольца выезжала только к морю. То есть до ближайшего аэропорта.

Да, повидав на своем веку многих женщин, он был вынужден констатировать, что его Муля самая настоящая блондинка, и тем не менее, Иван ее любил. Ну, что тут поделать!? Стремился к ней всем своим телом, ее хотел… и чтобы было самое важное, несмотря на капризы и обиды, которая Муля выплескивала на него, она тоже явно скучала по нему и ждала. Это Иван понял даже сквозь поток самых страшных угроз, которые вылились на него.

Она скучала по нему. И это было самое главное! Может быть, только из-за этого он и смог вернуться!

Думать и мечтать о встрече с женой, ему практически сразу, как только он выехал из Рязани, стали мешать голоса.

Причем это было не образное поэтическое сравнение, а вполне конкретное физическое ощущение. Голоса врывались к салон машины вместе с шумом трассы и были как звуки многих радиостанций, которые ловит радиоприемник при быстрой прокрутке.

Обрывки фраз и шелест ветра в боковом стекле. Голоса доносились снаружи автомобиля. Кричали ему вдогонку. Иван поднял стекло и включил кондиционер. Попытался сосредоточиться на дороге и музыке из нормального радиоприемника, который он включил погромче.

Как только правила дорожного движения разрешали прибавить больше девяноста километров в час, голоса становились тише, но стоило сбросить скорость до шестидесяти, въехав в какое-то село или деревню, чьи дома окнами смотрели на дорогу, голоса снова накатывали на него волнами с прежней силой.

Они его звали. Звали зайти в гости, и поздороваться с хозяином. Рассказывали ему свои и чужие истории. Пели песни. Плакали. Травили байки и анекдоты.

Можно было бы списать сей феномен на то, что все же большую часть своей жизни он занимался тем, что фотографировал наличники, а голоса — это от волнения и пережитых впечатлений, но … тем не менее они были. С этим надо было тоже что-то делать?

Впрочем, въехав в столицу голоса исчезли. В мегаполисе, сделанном из стекла и бетона, им просто неоткуда было взяться.

* * *

Войдя в свою квартиру, на пятом этаже многоэтажки, он привычным движением кинул ключи на тумбочку в прихожей и крикнул.

— Муля, я вернулся!

Муля выглянула с кухни. Окинула его придирчивым взглядом и снова вернулась к плите.

— Я готовлю овсяную кашу, ты будешь со мной?

— Мне бы мяса.

— А ты заслужил?

— Ну.

— Свари себе пельменей, если хочешь и не забудь принять душ. От тебя воняет как от мартовского кота.